* * *
Нойнера все эти перипетии пока никак не касались. Оберштурмфюрер ехал домой! На экспрессе до Мюнхена, затем пересесть на пригородный поезд, еще немного полюбоваться проплывающими за окном баварскими пейзажами под бодрый перестук вагонных колес, и вот он уже стоит на перроне небольшого аккуратного вокзальчика городка Гармиш-Патенкирхен, в больнице которого когда-то появился на свет. Последний участок пути до родного Вальгау Ганс преодолел уже на рейсовом автобусе, высадившем его прямо у здания почты.
Вывалившись из дверей старенького «Мерседеса», того самого, на котором он ездил в Гармиш и обратно еще школьником, Ганс с мечтательным выражением на лице осмотрел роскошные заснеженные ели, возвышающиеся на склонах долины, простые деревянные домики и расчищенные от снега улицы. С наслаждением вдохнув чистый горный воздух, оберштурмфюрер решительно зашагал по знакомой с детства улице – блудный сын вернулся домой после четырех лет отсутствия.
В Вальгау все осталось по-старому, только народу было совсем мало. Несмотря на то что лыжный сезон еще не завершился, туристов нигде не было видно – война вносила свои коррективы в жизнь курортного поселка. Мужчин призывного возраста тоже не наблюдалось по той же причине. Поэтому фигура Нойнера, неспешно идущего по улочке с рюкзаком на плече, вызвала явно повышенный интерес у пары попавшихся ему по дороге женщин предбальзаковского возраста, спешивших куда-то по своим делам. По-видимому, только эти неотложные дела избавили бравого отпускника в необычной форме и кепи, как у горных стрелков, но без традиционного эдельвейса, от попыток удовлетворить любопытство за его счет. Впрочем, сам Ганс об этом не задумывался.
Оберштурмфюрер словно вернулся в детство. Последний раз он ходил по этим улочкам мальчишкой, еще до войны… Как давно это было! И как все изменилось за прошедшие годы… Или просто прошедший через всю Европу, повоевавший и повзрослевший вояка стал воспринимать окружающее немного по-другому, не так, как семнадцатилетний школьник? Знакомый с детства мирок словно стал меньше и в то же время уютней. Ганс даже ощутил легкий укол совести, не часто его донимавшей, за то, что, отправившись в большую жизнь, ни разу не удосужился навестить свою малую родину, проведать родителей… Все время что-то мешало. После получения унтер-офицерского звания он попал в спецподразделение «Данциг», находившееся на особом положении, что исключало всякие отпуска. Потом была война. Штурм Вестерплятте, зачистка Западной Пруссии… Затем последовало обучение в юнкерской школе, формирование дивизии, снова война, уже на западе. Потом правда был долгожданный отпуск, но доехать до дому не получилось – сперва Ганс на неделю застрял в Париже, а потом загулял у двух братьев-сослуживцев из артполка, зазвавших его в гости (за этот случай совесть пинала его с особым остервенением). А дальше все пошло по накатанной колее: служба, передислокации, война…