Дома никого нет. Я отрезаю кусок хлеба, докторской колбасы, складывается бутерброд, с помидором. Даже нет желания нагнуться за салфеткой. И начинаю вспоминать, куда я положил простыню. Жую, не чувствуя, что ем. И нахожу ее позже на дне лакированного платяного шкафа-секции, аккуратно сложенную. На память. Чтобы потом она и я могли смотреть. И вспоминать… Теперь это будет вещественное доказательство. Чего?
Ровно в шесть я стучу в дверь следователя. Уже знакомую мне: как человек быстро ко всему привыкает.
Кабинет стоял такой же казенный. Ничего не изменилось. Он достал не спеша папку. А что должно было измениться?
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Мы посмотрели друг на друга. Он был мне неприятен. Как и я ему. Неприязнь была взаимная. Что-то в нем отталкивало. Впрочем, есть ли следователь, который притягивает? Казалось, его раздражало, что нужно заниматься делом девушки, которую изнасиловали. К тому же он в это абсолютно не верил.
— Вы должны были принести простыню.
Я раскрыл пакет. Он взял ее в руки, развернул и стал внимательно рассматривать. Я увидел, как упал волосок с ее лобка. Он небрежно смахнул его, продолжая внимательно рассматривать капли крови на простыне. Одно пятно было огромное. Почти…
— Это не может быть менструация? — сказал он вслух скорее самому себе.
— Нет, она у нее началась несколько дней спустя. После девятого мая…
— Есть свидетели? — машинально спросил он.
Как могут быть свидетели чьей-то менструации?
— Ей не могли сделать мазок в диспансере.
— И что из этого?
— Они — свидетели.
— А, да.
Его лоснящиеся округлости лба, казалось, что-то переваривали. Как переваривает фарш мясорубка.
— Она была сегодня на допросе.
— Она ничего мне не…
— Она не должна вам ничего говорить. Вы слишком впечатлительный. Подменяете эмоциями факты. А факт — вещь суровая. Вам ее не потянуть.
— Как вы быстро разобрались. Попробуйте…
— Что вы хотите узнать?
— Как все произошло.
— Из того, что известно мне: ее насиловали двое. Пока один держал ей руки на спинке кресла, другой насиловал ее внизу. Потом они поменялись местами. Но… не насиловавший сказал: «Если хочешь отсюда выйти — возьми в рот…»
— Как?! — воскликнул я. — Как вы…
— Из показаний…
Я содрогнулся.
— Поэтому второй и не хотел ее насиловать снизу, а насиловал в рот. Он знал. А это — умышленное заражение венерическим заболеванием.
Рот, впервые целованный мной…
Меня чуть не вырвало. В мозгах били электрические плети. Разорвите, разорвите во мне все. Я задыхаюсь. Я горю…
— Э, да вы совсем на себя не похожи.
Я зажал рот, подавляя рвотный инстинкт.