Давид взял ее за руку. Элен покачала головой, но все же не стала отстраняться. В глазах у нее стояли слезы.
— Хотите прочесть молитву? — спросила она у Лео. — Вы же когда-то были священником? Давид, кажется, упоминал об этом…
— Я и сейчас священник. Официально я все еще священник…
Она улыбнулась. Глаза ее блестели от слез.
— Все мы, в известном смысле, служители Господа нашего, разве не так?
И тогда Лео прочел молитву для хозяев этого гостеприимного дома, и все члены небольшой семьи склонили головы над тарелками, как будто верили, что его слова несут нравственную нагрузку. Прочтя короткую, малозначительную молитву, Лео отчасти ощутил былую силу, силу и величие, которых лишился.
Позже, когда детей уложили спать, Лео рассказал о Мэделин. Он никогда раньше никому о ней не рассказывал, если не считать уклончивых ответов на вопросы Гольдштауба. Но сейчас, сидя в саду семьи Тедеши в Иерусалиме, он поведал им всю историю — в общих чертах. Таким образом он словно совершал обряд искупления. Обычный рассказ о тех днях, прожитых в Риме, казалось, укрощал неприкаянных призраков.
Потом они пошли к машине Давида. Небо над домами было размыто городскими огнями, но звезды все равно виднелись там и сям.
— В этом присутствует своя мораль, не правда ли? — заметил Давид.
— Мораль?
— В том, что звезды видны даже на загрязненном небе. Человечество пало ниже некуда, но, тем не менее, можно поднять глаза горе и увидеть звезды, несмотря на всю эту грязь…
— Думаю, если поискать, мораль найдется везде.
— А какова мораль Иудиного свитка?
Лео не смог ответить. Давид молча отвез его обратно в Библейский центр. Они проезжали темные предместья города, где евреи ожидали пришествия Мессии, а арабы — зова Аллаха. Подъехав к воротам Всемирного библейского центра, они увидели там машины, проблески фонариков и вооруженных мужчин в форме. Полицейские велели им остановиться.
— Какого черта тут творится?! — воскликнул Давид. Это был предел его сквернословия. Он никогда не употребил бы имя Господа всуе, но, когда удивлялся или расстраивался, запросто поминал дьявола. — Какого черта…
В лицо им ударили лучи фонариков, зазвучали крики:
— Выходите! Документы! Покажите руки! Документы! Удостоверения!
— Разве можно сделать то и другое одновременно? — спросил Лео. Его схватили и резким толчком поставили так, чтобы он упирался руками в крышу автомобиля.
— Думаешь, ты такой шутник? — спросил кто-то прямо у него над ухом. — Думаешь, ты очень остроумный, да? — В этом бестелесном голосе слышалось что-то американское, аллюзия на все американское кино фазу. В ребра Лео уперся пистолет. По всему его телу засновали проворные руки: под мышками, по груди, в паху, вдоль ног. — Что вы здесь делаете? Откуда вы? — спросили полицейские.