— А что, это отразилось на Вашем слухе?
— Нет! Я… — она в раздражении сжала губы в неприятную тонкую линию. — Так что Вы говорили?
— Вы уверены, что не хотите вернуться на кровать, чтобы слышать меня лучше?
— Нет, спасибо. Мне очень здесь удобно. Спасибо.
Он схватил ее за руку своей огромной ручищей и поднял на кровать.
— Я может быть и поверил бы Вам, если бы Вы ограничились одним «спасибо».
Она недовольно скривилась. Если у нее и был большой недостаток, то это страсть к противоречию. Она никогда не могла вовремя себя остановить. Ее родные твердили ей об этом в течении многих лет. И в глубине души, она понимала, что становилась совершенно невыносимой, стоило ей зациклиться на чем-нибудь. Но она совершенно не собиралась в этом признаваться Ангусу, тем самым раздувая его самомнение. Вместо этого она фыркнула и сказала:
— А что плохого в вежливости? Время от времени большинство людей ценит благодарность.
Он наклонился к ней.
— Знаете, откуда я знаю, что Вы совершенно меня не слушали?
Она покачала головой. Присущая ей сообразительность куда-то улетучилась.
— Вы спросили, часто ли я падаю. — сказал он с хрипотцой в голосе. — И я хотел рассказать, но… — он пожал плечами. — Ладно. Я передумал.
— Согласитесь, что я права — такое невозможно, — удалось вставить ей.
— Ну, хорошо. Согласен, — рассудительно заявил он. — Видите ли, пока Вы сидели на полу, у меня промелькнуло одно воспоминание.
— Такое было?
Он медленно кивнул, а когда заговорил, в его голосе послышались тягучие нотки:
— Я не могу говорить за всех мужчин…
Она оказалась в плену его горячего пристального взгляда, и была не в силах отвести взгляд или сделать так необходимый ей глубокий вздох. Ее кожа покалывала, а губы раскрылись. Затем она судорожно вздохнула и внезапно поняла, что ей было бы намного безопаснее, если бы она осталась сидеть на полу.
Он коснулся пальцем ее губы, нежно поглаживая, и продолжал свое неторопливое повествование.
— …но, когда я испытываю непреодолимую жажду… то…
Она взвилась с кровати как китайский фейерверк.
— Наверное, — быстро проговорила она, — нам следует немедленно спуститься и получить тот несчастный ужин.
— Право, — Ангус так внезапно встал, что кровать протестующее закачалась. — Хлеб насущный — то, что нам очень необходимо, не правда ли?
Маргарет уставилась на него, пораженная внезапным изменением выражения его лица. До этого он пытался ее обольстить — она была уверена в этом. А если и нет, то все равно, определенно, пытался вывести ее из себя. Похоже, ему это хорошо удавалось и он получал от этого удовольствие. Он преуспел в своих действиях. В ее животе свернулся тугой комок, горло пересохло, да и стоять она могла только держась за мебель, что бы сохранять равновесие. А он вел себя как ни в чем не бывало, даже улыбался! И не в малейшей степени не казался затронутым возникшей близостью, или хотя бы человеком, испытывающим чувства, которые описывал в своих сонетах Шекспир.