— Чего-чего… Тоня уедет в Италию, а Глеб — куда? — Руся поднялся с табурета, закрыл рояль, глухо стукнув крышкой, бросил с горечью: — Он-то здесь останется…
— Как это здесь? — непонимающе выдохнула Луша. Покусала губы, подумала. Спросила возмущённым испуганным полушёпотом: — Ты что думаешь, Тоня его тут оставит?
— Ему ещё лет шесть учиться, в Нахимовском-то, — угрюмо подтвердил Руслан.
— Ну так пусть учится! Другие тоже — учатся, а на каникулы — домой ездят.
— Так нет у него дома-то. Он у Тони на каникулах.
— Ну вот — где Тоня, там и дом!
— Ты Луша! Ты тупишь просто! — разозлился Раевский. — Не понимаешь будто. Как она его с собой возьмёт? Ты не слышала, его документы где-то там застряли? Ничего там не оформлено, и фиг когда ещё всё это случится. Не отпустят его к ней, если Тоня за границу уедет. А у неё там свои собственные дети народятся… А может муж вообще не захочет Глеба к себе забирать…
— Тоня Глеба не бросит! — голос Луши поднялся почти до крика. — Я точно знаю. Уверена абсолютно!
— Тише, не кричи ты так, — зашипел на неё Руся, оглянулся, поспешно придавил ладонью неплотно закрытую дверь. — Эх, Луша… Уверена она… А вот Глеб, похоже, не уверен. Чего тебе приспичило его спрашивать про Италию??? Расстроила человека!
Луша надула губы:
— Какие вы, всё-таки, мальчики, пессимисты!
— Хорошо быть оптимисткой с папой, мамой и двумя братьями…
— Один из которых — непроходимый пессимист, — со слезами в голосе бросила она Русе и выбежала из комнаты.
С утра на кухне было шумно. Впрочем, как всегда. На сковородке шипела яичница, гудел чайник, а поверх всех этих звуков плескались бурные волны торопливой итальянской речи — включённый телевизор был настроен на какой-то итальянский канал. Тоня слушала по утрам за завтраком итальянские новости — «для практики». Не то чтобы Антонина сильно интересовалась итальянской политикой или спортом, просто она активно учила язык: «Скузи, прего, грацие милле, ченто перченто…»
Похожее на скороговорку «ченто перченто» означало всего-навсего прозаические «сто процентов», однако звучало в доме к месту и не к месту, и смешило всех, и больше всех саму Тоню. А всю их развесёлую компанию она называла не иначе, как «бамбини пикколини» — маленькие деточки. В шутку, конечно. Некоторые ростом почти с Антонину вымахали, те ещё «бамбини»…
«Бамбини пикколини» Раевские искоса поглядывали на экран, лукаво перемигивались, и по очереди подливая в хлопья молоко, повторяли итальянские словечки — да так лихо, Тоня просто диву давалась.
Даже Глеб к ним присоединился, хотя вообще-то не разделял Тонино увлечение итальянским — вдруг желчно, но при том с отличным выговором, бросил какую-то итальянскую фразу.