– Все у них есть, остынь, – отмахнулась от нее дочь. – Ну что ты суетишься? Все уже взрослые, сами о себе в состоянии позаботиться. Что-нибудь на вокзале купят.
– И не посидели на дорожку! Вероника Юрьевна, постойте! Я вам сейчас пирогов с собой дам!
Алевтина Васильевна понеслась вслед за женщинами к воротам.
– Финита ля комедия, – зевнула Маруся. – Ну-с, сечас займемся дрессировкой остального населения. Раз я теперь здесь хозяйка.
Мария Кирсанова «Весна, яблоневый сад», холст, масло
– Эдик, ту ти, ту, ту, ту.
– Что? У нас наконец перерыв?
Эдуард Оболенский захлопнул толстенную книгу и с облегчением вздохнул. Все, хватит на сегодня. Вот уже три часа он сидит в саду, изучая историю искусств чуть ли не со времен Она. Пока Маруся работала, уходить ему было не велено.
– Красота меня вдохновляет, – сказала она. – А ты – прекрасный экземпляр гомо сапиенс. Я хочу все время видеть твое лицо. Оно прекрасно! Особенно, когда ты молчишь. Вот и сиди, рта не открывай, читай книжку. И не пренебрегай спортзалом, я собираюсь заняться еще и скульптурой. Мне вскоре понадобится твое тело, и я хочу, чтобы оно было совершенным!
– Ты меня уморишь! – пытался сопротивляться он.
– Это ты уморишь себя голодом, если будешь мне сопротивляться. Не забывай, кто за все платит.
Ему приходилось ей подчиняться. Вот и сегодня Эдик терпеливо читал книгу, пока Маруся писала новую картину. Стоял удивительный, теплый май, заневестившиеся яблони стыдливо прикрывали корявые тела пока еще голых сучьев розово-белыми вуалями, на изумрудные газоны словно вылили яичный желток. Сколько ни боролся садовник с одуванчиками, они все равно лезли изо всех щелей и, как он выражался, «мать их, портили весь вид». Но бойкая кисть Марии Кирсановой легко расправлялась с сорняками. Новая картина получалась сладкой, словно карамелька, как она с досадой сказала Эдику.
Маруся отошла наконец от мольберта полюбоваться издалека своей работой и кивнула:
– Да, Эдик, прервемся. Что-то не то. Мне надо подумать… Ну как, интересно?
– Ни черта!
– А ты напрягись, корнет. Тебя ждет встреча с искусством.
– Почему это именно я должен пропихнуть в театральное училище какую-то провинциалку? Объяснять ей систему Станиславского, натаскивать по предметам?
– Во-первых, не какую-то, а свою тетю. Во-вторых, председатель приемной комиссии – женщина. Я узнавала. Это предмет, по которому у тебя пять с плюсом. Так что напрягись.
– Что ты со мной делаешь? – простонал Эдик. – Ты же меня эксплуатируешь!
– Хочешь сбежать? – угрожающе спросила Маруся. – А как же наша любовь?