— Бачь! — воскликнул Олесь.
Бяков втянул голову в плечи и взглянул на меня. В магазине кто-то есть. Заглянули внутрь: орудуют три мужика. Один в конфедератке, другой в черной фуражке с лакированным козырьком, а третий с непокрытой рыжей шевелюрой. Грузят на ручную таратайку отрезы мануфактуры — цветной ситец, черное сукно или драп, голубой атлас.
— Стой! — крикнул Бяков. — Стрелять будем!
Мародеры наутек не пустились. Отпетые, видать, попались. Глянули на нас недоуменно и, переглянувшись друг с другом, передернули плечами: мол, шатаются здесь всякие, мешают людям заниматься делом.
Бяков выстрелил в потолок. В пустом здании выстрел грянул гулко и устрашающе. Мародеры уразумели, что шутить с ними не собираются, и моментально попрятались. Тот, что в конфедератке, юркнул за прилавок, в фуражке — за тюк мануфактуры. Рыжий отскочил в сторону и вдвинулся в дверной проем. И открыли огонь из пистолетов. Пришлось и нам залечь.
Началась беспорядочная перестрелка. Олесю удалось ранить мародера в черной фуражке. Другие продолжали отстреливаться. До темноты осталось немного времени, и, видимо, они решили удержаться во что бы то ни стало, а там — ищи ветра в поле.
Перестрелка привлекла внимание соседнего патруля из наших курсантов. Их было четверо. Двое побежали, чтоб отрезать мародерам пути отхода, а двое других присоединились к нам. Бандиты, увидев, что к нам подоспела подмога, попытались отойти, но было поздно. Сначала рыжий, неуклюже взмахнув руками, рухнул на асфальт, усеянный осколками стекла. Потом споткнулся и опустился на колени тот, что в конфедератке. Хотел было подняться, но замертво рухнул на стеклянное крошево. Раненный Олесем тоже отдал богу душу.
Ночью в город пришел отряд во главе с полковником — две танкетки и рота красноармейцев: ему было приказано обеспечить отступление через город. О том, что мы находимся здесь, полковник и понятия не имел.
Комсорг курсов Ильичев с двумя курсантами побывал в наших казармах. Мы думали, что и там учинен погром, но оказалось, что все на своих местах, в том виде, в каком мы покинули казармы сутки назад. К великой радости я обнаружил среди других гимнастерок, принесенных оттуда, и свою. В ее петлицах рубиново поблескивали два треугольника — перед первым маем мне присвоили сержантское звание. Старую гимнастерку я выбросил.
Следующий день был относительно спокойным. Правда, кое-где на улицах изредка постреливали: огрызались самые отчаянные грабители. Вместе с курсантами патрулировали и прибывшие красноармейцы. Два танка и танкетки были запрятаны в саду особняка: на исходе горючее, а заправить негде.