В ту минуту я, кстати, вспомнил про разрез у нее на животе. Срединный разрез. Идеальный доступ. Сейчас, конечно, так не делают: разрезают поперек, слегка отступив от подвздошных костей, чтобы не нарушать эстетику. Но срединный разрез дает доступ получше. Да и на матке продольный рубец в прогностическом отношении благоприятнее, чем поперечный. Но это так, к слову. К делу отношения не имеет.
Так вот, вспомнил я разрез и думаю: «А может, кто-то ей уже начал делать кесарево?» Шальная такая мысль, идиотская. Ну кто, посудите сами, стал бы делать ей кесарево? До ближайшего города — двадцать километров. Женщину эту я в первый раз вижу. И не только я — Кирсанов ее тоже не знает. Я потом у него спросил: говорю, где ты ее нашел? Лежала посреди поля, отвечает. Но об этом я еще скажу. Позже.
В общем, стою я в операционной. Руки по локоть в крови, и женщина передо мной затихает. А я ничего сделать не могу. На кесарево я решиться не могу: не выдержит она. Да и потом? Попробуйте-ка сделать кесарево сечение по экстренным показаниям в одиночку, без анестезиолога, без операционной сестры, без ассистента? Да еще не зная анамнеза. Конечно, тут или пан — или пропал. Но только я на триста процентов уверен, что операция — это заведомая смерть. Это все равно, что ножом ее по горлу полоснуть. Сразу, чтобы не мучалась.
Ладно, начинаю еще раз исследовать родовые пути. Под рукой нащупываю головку. Не очень большую. Это хорошо.
Вопрос о кесаревом сечении отпадает сам собой: какое там сечение, когда головка уже в малом тазу? В общем, коллега, хорошо, что щипцы были под рукой. А уж щипцы накладывать я мастер. Посмотрите на наших детишек, если у кого-нибудь вмятину на голове найдете, можете отрубить руки старику Тамбовцеву. Потому что не найдете.
Ну ладно, опять сбиваюсь. Так вот: накладываю щипцы, а сам все время с ней разговариваю. «Мамочка, дыши поглубже! Давай-ка, золотая моя, тужься! Тужься!» Ничего, слышит меня. Даже помогать пытается. Короче, долго ли, коротко ли… Появилась первая девочка. Я-то тогда не знал, что их две должно быть. Обрадовался. Ну, думаю, все позади. А в коридоре шаги, голоса, Леха матерится, ругает кого-то.
Я ставлю рядом со столом стул и кричу в дверь: «Давай по одному!» Наладил быстро системку и лью ей в вену напрямую. Смотрю: розоветь начинает моя мученица. Дышит лучше. Значит, отошли мы от края. Хоть ненамного, но отошли. Не ушла она в шок. А то бы не вытащил.
Я вам, конечно, скажу, в чем тут дело. В том, что она беременная была. Вот если бы она в аварию попала: все, до свидания! С такой кровопотерей не выживают. А беременность подготавливает женщину. Крови у нее становится больше. А у Екатерины — так еще больше, она ведь двойню родила! Но я об этом еще не знал. Я, значит, систему наладил, сидит Серега Новиков, кулаком работает. А ему что — только полезно. Здоровый такой лось, два метра ростом, весит — больше центнера. А рожа — прямо прикуривай, и на щеке след пятерни кирсановской. Ехать не хотел. В нем, поди, все семь литров крови. В общем, сидит он, кровь свою на благое дело отдает. А я опять начинаю родовые пути исследовать. Ввожу руку, и пальцы нащупывают маленькую пяточку… А потом и всю ножку. Черт побери! Только этого мне не хватало! Я-то уж думал: все. А тут, оказывается, второй плод на подходе. Да еще и ногами вперед лежит. Знаете, коллега, скажу вам честно: волосы на голове зашевелились. Тогда их у меня побольше было. И — ни одного седого. Седеть я как раз после того случая начал.