* * *
Действительно, Иван Карлович уже не был мальчиком. Произнеси Путиловский фразу пятью минутами раньше — он оказался бы не прав и вынужден был бы принести свои извинения. Впрочем, потребовал бы Берг извинений за искажение прискорбного факта своей биографии или нет — сие неизвестно. Потому что в данную минуту бывший «мальчик» плавал (в переносном смысле) в море блаженства. Все разрешилось как нельзя лучше.
Потеряв сознание при виде обнаженной Мессалины, Берг инстинктивно совершил самый грамотный поступок в своей жизни. Как только рассудок вернулся в ненадолго покинутое тело и перед глазами замаячили неясные тени, Иван Карлович решил, что его снова ударили по голове с целью ограбления.
Но дело обстояло совсем иначе. Разумеется, его грабили, но другим, неизмеримо более приятным способом! Во-первых, с него сняли всю одежду, включая «невыразимые» и носки на длинных резинках. Во-вторых, его положили на кровать и заботливо прикрыли розовым стеганым одеялом. В-третьих, ему обтирали лицо платком, смоченным прохладной и душистой туалетной водой.
Увидев, что глаза бедолаги приоткрылись, но еще туманны, Манон (это она суетилась вокруг Берга) вздохнула с облегчением:
— Я так напугалась, так напугалась! Думала, сердце. У нас приличный дом! Никто никогда — слава Богу — не умирал! Ванечка! Живой!
И, одержимая приступом филантропии, Манон, быстро скользнув под одеяло, принялась осыпать благодарными поцелуями лицо и прочие части тела Берга. Ради чистоты картины следует отметить, что Манон, равно как и Берг, была в чем мать родила. Но о кровосмешении не могло идти и речи, потому что матери у них были разными: у Берга чувашка, у Манон — русачка из-под Воронежа.
Всему есть свои нравственные пределы, поэтому на некоторое время занавес над сценой в трагикомедии «Посещение храбрым поручиком Бергом публичного дома, или Конец мальчика» опустился. А когда антракт закончился и сцена вновь оказалась перед зрителями, Иван Карлович перешел в новое для себя состояние — настоящего мужчины, пребывание в котором ему очень понравилось. До такой степени, что главный актер его труппы тут же потребовал второго акта спектакля. Занавес опустился вновь, поднялся, и так пять раз подряд. Полный успех премьеры!
Обрадованная своим возрождением Манон велела принести еду и питье за счет заведения для поддержания духа и тела триумфатора. И когда Берг вкусил и запил вкушенное, он вдруг вспомнил о главной цели прибытия. Кусок пирожного встал поперек горла, и Берг кинулся к сюртуку продемонстрировать фото Гершуни.