— Фу-у, — выдохнул Путиловский. — Ничего. Она тоже сумасшедшая, как и Григорьев. Лечить.
Но это уже ваше, семейное… У вас в семье все такие?
— Какие?
— Сумасшедшие!
— Нет. Только две: Юлия и я. Но я стрелять ни в кого не буду.
— Верю, вы убиваете просто взглядом! — ответил Путиловский. — Знаете, ведь я голоден. Вот прямо сейчас понял, что сегодня не обедал!
— Тогда прошу к столу.
И они мирно перешли к накрытому столу, точно специально собрались сегодня вечером плотно поужинать, и только.
Впрочем, ужин плотным назвать было нельзя: рыба в белом соусе, артишоки, паштет из гусиной печенки с мягкими орехами и бутылка вина. Путиловский взглянул на этикетку:
— О, «Лакрима кристи»! Слезы Христа. Это ведь некошерное?
— Сегодня можно.
— Его делают в монастыре у подножия Везувия. Я там был.
— Один?
— Нет.
Путиловский вдохнул аромат вина, он был таким же, как и в подвалах монастыря, куда они с Анной зашли остыть от полуденного зноя. Вино подавали прохладным, в больших ретортах, а на закуску — солоноватые пластинки овечьего сыра на доске оливкового дерева…
Мириам вернула его на землю, поняв причину внезапного молчания гостя:
— Пьеро, я ведь ревную!
— Nunc est bibendum! — спрятался за латынь Путиловский. — Теперь пируем, как сказал Гораций в честь победы императора Августа над объединенным флотом Антония и Клеопатры.
Поскольку все пошло по годами накатанным рельсам ужина на двоих, стало легче и свободнее.
Они говорили об общих знакомых, о балете, о петербургских нравах. Мириам рассказала несколько польско-еврейских анекдотов, чем немало повеселила Путиловского: анекдоты были рассказаны мастерски, с неподвижным лицом и настоящим местечковым акцентом, который, по всей видимости, вначале был родным для Мириам.
О себе она не рассказывала, на безмятежный вопрос Путиловского о семье ответила коротко, что детей у них нет, и тут же переменила тему. И вообще, она тяготела к проблемам фундаментальным, основополагающим, вопросам бытия и жизни. Тогда она мгновенно становилась серьезной и начинала говорить лаконично и точно, словно чеканя каждую фразу.
— Из вас получился бы отличный лектор! — искренне сказал Путиловский.
Комплимент порадовал Мириам:
— Спасибо! Я мечтала об академической карьере. Даже прослушала курс химии у мадам Склодовской-Кюри в Сорбонне. Но я больше философ. Мне нравится думать о жизни.
— Тогда вперед! Займитесь философией. Это редкий дар, особенно у женщин.
— Мне нечего сказать людям, в отличие от моего братца. Пьеро, я хочу выпить за вас, — она приподняла бокал и с тайным смыслом посмотрела Путиловскому в глаза.