Но Тевкелев в такие игры играл не первый год, поэтому, к удивлению гостя, не смутился, а усмехнулся.
— Верно говоришь — не ответил. И тому были причины. Сначала причина называлась «Шведская война», где каждый солдат был на счету. И мы победили. Потом был Персидский поход, и не мне тебе рассказывать, что такое маленькая Хива, а что — Великий Иран. И мы победили. А по возвращении из похода наш великий царь Петр волею Аллаха ушел в лучший мир. Потом у нас был долгий период Смуты и опять-таки, ты лучше меня знаешь, удобно ли во время раздоров проводить военные кампании. Но теперь Россия оправилась и встала на ноги.
— Стоит ли вам сейчас проверять ее терпение еще раз? — вкрадчиво поинтересовался посол. — Сам знаешь, одну обиду могут и снести, но если докучать кому-то постоянно — даже самый робкий человек достает саблю. Ведь Хива далеко, а вы — близко, под боком.
— И потом, заметь, — продолжил Тевкелев, — когда в 1726 году хивинский хан прислал послов мириться[102] — их кто-нибудь тронул? Нет, их приняли и невредимыми отправили обратно. А знаешь, почему? Потому, что во всем мире нет таких неправедных стран, где бы за обиду спрашивали с послов. Если нам надо отомстить — мы идем и воюем, а не убиваем послов. У всех у нас, тюрков, где бы мы ни жили — в России, в Степи, в городах Турана или на Босфоре, есть пословица: «Послов не рубят, не секут». То есть — не убивают, и не позорят. Они не сами пришли, а волею своих владык, надеясь на порядочность хозяев. Поэтому сам суди, своим умом, почтенный Букенбай, как тебе лучше поступить. Если поможешь мне — у тебя будет возможность узнать, сколь велика может быть милость Белой Царицы. Подумай сам, что лучше — за доброе дело получить доброе вознаграждение или за совершенное зло ожидать ответного зла?
Тевкелев замолчал, зная, что такие как Букенбай не любят долгих разговоров. Пауза все тянулась и тянулась. Гость вертел в руках пустую пиалу, казавшуюся совсем крошечной в его огромной лапище, и явно что-то взвешивал, по-прежнему неотрывно глядя на хозяина. Потом, решившись, он поставил пиалку на низкий столик, накрыл ее ладонью, показывая, что угощение закончено, и легко, не касаясь руками пола, поднялся.
— Я помогу тебе, человек Белого Царя, — уронил он и повернулся к выходу.
— Погоди! — остановил его Тевкелев. — Милость Белой Царицы когда еще будет, а пока, прошу, прими от меня эти ничтожные дары.
И он жестом указал на груду товаров, еле поместившуюся в юрте. Переводчик, понимая, что не время экономить, не поскупился и выложил товаров на 500 рублей, огромную по тем временам сумму, пятую часть всего того, что было у посольства. Всем одаренным казахским старшинам вместе взятым не досталось и половины этой суммы.