Гость лишь скользнул по груде вещей взглядом, мгновенно оценив щедрость хозяина — человеку, взявшему в жизни горы добычи, это не составило никакого труда. А потом опять разверз свои как будто сросшиеся уста и сказал неслыханную, невозможную для казаха фразу:
— Я не возьму.
И, глядя на вытянувшееся лицо Тевкелева, неохотно пояснил — чтобы не обидеть хозяина:
— Я помогу тебе, человек Белого Царя. Но не за деньги. Никогда в своей жизни я не служил никому за деньги. Я уже сед — не стоит начинать. Увидимся.
И он повернулся, этот странный человек, и вышел.
Оставив Тевкелева в полном замешательстве, глубоком внутреннем раздрае и на грани истерики. Свое тогдашнее состояние он честно описал в дневнике:
«Однако переводчик Тевкелев остался быть в сумнении, не уповая на то Букенбая-батыря обнадеживание, что все киргисцы ненасытным оком, что ни увидят, желали б захватить, а он из всех один на то не склонился и не пожелал, и не имеет ли каковой льсти и обману, и до времяни решил обходиться Тевкелев с ним политикою».
К грядущему курултаю Тевкелев готовился загодя, деловито и обстоятельно — как к собственным похоронам. На следующий день после свидания с Букенбаем российский посланник уполовинил свой конвой. В Уфу, вроде как с посланием к губернатору, ушла ровно половина сопровождавших его лиц: пять человек дворян, пять человек казаков, да сотня башкир. С ними в дальний путь отправился и приблудившийся в первый день «казахский пленник», яицкий казак Яков Болдырь. Тевкелев с оставшимся конвоем вышел в степь проводить отбывающих, и долго стоял, молча глядя вслед уходившему в Россию каравану. Потом вернулся в свою гостевую юрту и записал в полевом дневнике резоны своего странного на первый взгляд поступка: «Дабы не все погибли».
И едва он положил перо, как полог юрты откинулся, и к российскому послу вошел незваный и нежданный гость — странный батыр Букенбай.
Поздоровавшись, гость молча опустился на корпача — тонкий матрасик. Жестом пресек попытку хозяина распорядится насчет чая, и опять испытывающе вперился глазами в Тевкелева. И по обыкновению своему лишь после паузы произнес фразу, которую русский посол ждал очень давно и боялся больше всего на свете:
— Все уже прибыли. Курултай будет завтра, татарин.
Обреченно выдохнувший Тевкелев открыл было рот, но Букенбай-батыр вновь жестом остановил его:
— Погоди, потом скажешь. Слушай меня внимательно, татарин. У меня нет для тебя добрых вестей. Я не знаю, что будет на курултае и чем он закончится. Скорее всего — ничем хорошим, народ очень сильно зол на Абулхаира и на тебя. Но ты не бойся, человек Белого царя — убить тебя я не дам. Больше ничего обещать не могу, а убить не позволю — на это моей силы хватит. Так что не бойся, татарин. Что бы там ни случилось — не бойся. Они страх почуют и тогда всей стаей на тебя кинутся. После этого мне будет гораздо труднее тебя отбить. Это все, что я хотел сообщить. Теперь, если тебе есть что сказать — говори.