— Слышите?
Гром тяжкой тушей лёг на пустыню. Удары далёкого набата, подобные ударам дубины, обмотанной тряпьём — звук давил, вынуждал морщиться, вжимать затылок в плечи. Любая попытка сопротивления грозила обмороком. Сокол упал ниже, пошёл широкими охотничьими кругами. Восьмирукий танцор прекратил движение, заметив, что танцует в навязанном ритме. Паук угрожающе щелкнул жвалами, пятясь назад. Лишь ангел сиял прежней голубизной, не трогаясь с места.
— Сердце, — сказала Рахиль. — Пульс изменился.
Папа Лусэро взмахнул передними лапами:
— Чего мы ждем? Инфаркта?
Сумерки валились отовсюду. Песок обагрила роса: россыпи блестящих капель. Пульс, вспомнила Рахиль. Ее муж работал врачом-кардиологом в НЦ сердечно-сосудистой хирургии. Пульс — умелый подсказчик. Временны́е промежутки, разделяющие удары сердца, редко бывают одинаковыми. Сердцебиение — не хронометр, а виртуоз, играющий на ударных. Наш слух не различает ускорений и запаздываний, но именно они превращают мертвый стук в живую музыку. Сердце — импровизатор, умеренная хаотичность — признак здоровья. Если пульс стал механически точен, у человека — прединфарктное состояние…
Гром бил ровней метронома.
— Уходим, — приказала Рахиль. — Скоро здесь будет ад.
В устах гематрийки это не было метафорой.
* * *
— Нагуаль, — Манойя указал на ягуара, дремлющего под фикусом. — У меня тоже был свой нагуаль. Оцелот, довольно крупный. Теперь нет. Наверное, больше не будет никогда.
— Кошку, — предложил Марк. — Хочешь кошку?
Манойя заинтересовался:
— Кошку? Большую?
— Обычную. Рысь нельзя. Они у нас злые.
— Я попробую. Позже.
— Поможет?
— Не поможет, но надо пробовать. Так сказал доктор.
— Надо пробовать, — эхом повторил Марк.
Пошел дождь: мелкий, теплый. Сотня капель высадилась во дворе, как десантная центурия. В зеркальной броне отражался свет ночника, укрепленного на кронштейне балкона. Автоматика вспомнила службу, растянула силовой капюшон, и вторжение захлебнулось. Остался звук: суховатый шепоток. Блок звукоизоляции мог бы вырвать дождю язык, превратить в немого, но инструкции министерства здравоохранения рекомендовали делать это лишь по личному требованию проживающих. Шелест капель, утверждали врачи, благотворно влияет на взвинченные нервы. В представительствах нервы круглые сутки: никаких дождей не хватит.
— Надо было тебя убить, — сказал Манойя. — Всех вас.
— Надо было. Вы сглупили.
— Все вышло бы по-другому. Когда вы прилетели, и мы вас нашли… Надо было убить. Сразу. Всех. Отправить в солнце. Трупы сжечь. Все бы сложилось иначе. Я не попал бы в плен. Не потерял нагуаля. Не курил здесь, с тобой. Я прав?