Но тут некий внутренний голос, будто и впрямь сидящий в его голове человечек, ехидно шепнул: «А чем ты сам-то лучше храмовников? Кто, как не ты, рассчитывал недавно, как бы лучше предать девчонку, как бы правдивей соврать карателям, что она приблудилась сама, что ты ничего о ней не знаешь?… Ведь хотел ее жизнью свою мохнатую жопу прикрыть, не так разве?»
Глеб зажмурился и, вжав голову в плечи, зарычал.
– Ты чего? – испугался Сашок. А потом вдруг пискнул: – Ой! Мы горим!
Мутант открыл глаза и сразу увидел языки пламени, азартно пожирающие все, что могло гореть в этом тесном помещении – в первую очередь тряпки, метлы и швабры. Подсобку тут же заволокло дымом. Глеб и Сашок сразу закашлялись, не в силах ни задержать дыхание, ни прикрыть чем-нибудь рты и носы, поскольку их руки по-прежнему были связаны за спиной.
А еще Глеб услышал шум. В столь критическую минуту он бы, возможно, и не придал посторонним звукам большого значения, но снаружи раздались частые выстрелы. Там определенно что-то случилось. Поначалу у мутанта даже мелькнула мысль, не это ли стало причиной пожара, и он посмотрел на иллюминатор – не оттуда ли залетел к ним огонь? Но стекло оказалось целым. Да Глебу и так уже было понятно, кто стал виновником возгорания. Конечно же, он сам! Если что-то и могло сейчас характеризоваться определением «некстати», то этим, без преувеличения, был его злосчастный неуправляемый пирокинез.
Сашок тоже подумал об иллюминаторе, но совершенно в ином ключе.
– Окно!.. – прохрипел парень. – Надо разбить!
– Нет… – закашлялся в ответ мутант. – Вспыхнем как спички!
В самом деле, хоть огонь и резвился в подсобке вовсю, но без притока свежего воздуха он все же не набрал своей полной силы и даже, кажется, стал понемногу затихать. Но стоило разбить стекло иллюминатора, как подпитанное кислородом пламя в считанные минуты спалило бы все, включая обоих пленников. «Впрочем, – подумал Глеб, – какая разница, все равно мы сейчас задохнемся».
Сашок, будто подслушав его мысли, неуклюже повалился набок – потерял сознание. Упал он прямо на лежавшую на полу горящую швабру, и Глеб стал ногами отталкивать паренька в сторону. Но огонь был повсюду, так что он быстро прекратил бесполезное занятие и принялся лихорадочно соображать, что же можно сделать в столь очевидно безвыходной ситуации. Если бы были свободны руки, можно было попробовать сбить пламя курткой, а уже потом разбить стекло иллюминатора. Но руки оставались связанными, и связанными на совесть – прочность узлов Глеб уже неоднократно попробовал. Он стал озираться в поисках какого-нибудь острого выступа, торчащей железки, чтобы перерезать веревку. Но в густом дыму, кроме пляшущих языков пламени, ничего не было видно.