Менялы учили ее любить себя и весь мир. Давалось это труднее, чем изменения вкуса, слуха и зрения. Спустя несколько дней после посещения, она вдруг замечала, что ее уже не радует красота природы, а повседневные мелочи быта снова раздражают. Опять сама себе казалась некрасивой и тогда шла к Менялам. Но с каждым разом интервалы между посещениями увеличивались. Матильда упорно осваивала новый незнакомый предмет — уроки любви.
Пришло время, когда уроки были усвоены, и она могла бы подарить своему любимому нежность, ласку и всю себя. Ночами мечтала она о ком-то неопределенном, как девочка-подросток в ожидании первой любви. К сожалению, никаких объектов, достойных внимания, поблизости не наблюдалось, да и не достойных тоже.
Менялы изменили ее. Она смогла полюбить себя, потом и чужого ребенка. Наверно, человек может быть счастливым, может любить других только при условии, что он любит и самого себя. Сейчас ее просто переполняла любовь — к миру, к ребенку, к себе.
Как-то после посещения Менял она заторопилась. Пора было возвращаться домой, Вера наверняка уже проснулась. Девочка, и в самом деле, сидела на ступеньках и плакала. Женщина присела рядом с ней:
— Не плачь, милая, не плачь, — обняла она ребенка, а та как всегда спросила:
— А где моя мама?
Маленькое существо доверчиво смотрело на нее.
— Давай, я буду твоей мамой…
— Я хочу мою, — Верочка все же придвинулась ближе, а ее глазки опять наполнились слезами. — Мама меня бросила?
— Ну что ты, птичка моя, конечно, нет, они с папой приедут за тобой, ты немного подожди… Не плачь Верочка, не плачь, — Матильда, как могла, успокаивала ребенка. — Давай мы с тобой немного так поиграем: как будто я твоя мама, а ты моя доченька. Иди ко мне, маленькая.
— Ты будешь мама Вика?
— Нет, мама Тилли…
— Нет, я хочу маму Вику, — заупрямилась девочка, и Матильда сдалась:
— Ну ладно, пусть я буду «мама Вика».
Она обняла малышку, посадила на колени и поцеловала. Верочка притиснулась к ней всем маленьким тельцем и затихла. Ребенку не хватало материнской ласки, а в душе Матильды неожиданно все вдруг перевернулось от нежности, жалости и любви. Вот уж не думала, что сможет полюбить чужого ребенка… С того дня Вера называла ее мамой и больше не вспоминала родную мать. Бог знает, что творилось в душе ребенка: считала ли она, что ее бросили, и обиделась на родителей или просто детская память была еще так слаба, что она забыла их, — неизвестно. Но одно Матильда знала точно: этого ребенка она никогда никому не отдаст и не позволит обидеть. Маленькие слабенькие ручки крепко держали ее сердце, и Матильда в этой Богом забытой глуши с чужим ребенком на руках, вдруг впервые в жизни почувствовала себя удивительно счастливой и спокойной.