Постепенно стихающих слов языка ароматного?
Думалось, мнилось; и этот индеец ушёл;
Не я ли — в последних мечтаниях юности в путь проводила его?
Вроде и хуже, а вроде и легче
Было мне от того,
Что в Полях Великой Охоты покой человек обрёл
И не охотится больше никто на него самого.
Радоваться или плакать, приняв тревожную весть;
Потомки Выселенных из Вселенной на свете всё ещё — ЕСТЬ!
И всё ещё новоэтнограф «не знает», куда их деть и отнесть!
И всё ещё всякой козявке МЕШАЕТ ПОСЛЕДНИЙ ИНДЕЕЦ ТВОЙ, —
Последний полуиспанец и земледелец последний твой,
Никарагуа!..
…Обрывок суши в воде по уши
Уже. Сужается круг
Судьбы гонимой; мескито уходят в воду…
Не надо людям «нести свободу», —
Страшна свобода — из липких рук!
Не надо людям — бессчётных
Лозунгов зажигательных, сказок дремотных!
Я думаю так, что не надо их спаивать,
Хижины их поджигать;
Не надо «праздников искромётных»
Устраивать
Им опять
На улочках шириной в полтора вершка
Из мусора и ракушечника;
Где водоросли судорожная призрачная рука
Уже и сама, проступая сквозь волны, ловит их, —
Не хуже любого крепостника
К «новой жизни» готовит их…
О Никарагуа!
Курорт «бунтарей-карбонариев»,
Скупивших (за тридцать динариев)
Красу неоглядных земель!
Их раззолочено платие —
Им ни к чему демократия
И ни кола-гуа,
Ни двора-гуа
У тебя, земледелец Мигель, —
Истый потомок Сервантеса!
Но… кажется, я и тебя различаю неясно теперь…
И вообще непонятно: куда подевались
Все, для кого революции затевались.