Я сунул в рот указательный палец и коротко свистнул. Я всегда завидовал Сашке по этой части. То ли зубы у меня расположены не так, как у него, то ли язык неправильно вырос, но он свистел, закладывая два пальца. Когда это делал я, из меня выходило лишь змеиное шипение.
Цыган обернулся на свист, и я увидел его глаза. В них, как вода в потревоженном аквариуме, колыхался ужас.
Я махнул ему рукой. Оглянувшись и присев, он мгновение подумал и перепрыгнул через забор.
Дальше говорить было не о чем. Я мчался к курятникам, он, отмахиваясь от мешавших веток, торопился за мной.
— Мальчик!.. — задыхаясь, давил цыган из себя на бегу. — Не выдавай меня, мальчик!..
Я и не думал это делать, знал, кто убил Олежку и других детей.
Это был двор трехэтажного дома, самого высокого в нашем городе. Свободного места немного, оно закрыто со всех сторон, поэтому жильцам разрешили держать кур. Не раздумывая долго, те отгрохали нечто вроде общежития для своих пернатых питомцев, очень похожее на школьную голубятню. Загоны для кур располагались в два этажа.
Мы с Сашкой часто заглядывали сюда. Почувствовав голод, но чаще ради озорства, мы иногда бесшумно отдирали доски от загонов и просовывали руки в курятники с тыльной стороны. Набрав яиц, мы уходили в лес через дорогу, там разводили костер и жарили добычу в большой консервной банке. Этот вкус яиц, поджаренных без соли, вызывал у нас глубокое удовлетворение. Мы ощущали себя покорителями Клондайка и дикарями. Без этого жизнь наша, конечно, была бы бессмысленной и серой. Впрочем, глубокое удовлетворение мы испытывали от всего, что делали.
Главное, не испугать кур. Они хуже собак. Начнется такое кудахтанье, что слышно будет на другом конце города. Сбавив шаг, я приложил палец к губам и повернулся к цыгану. Он тяжело дышал, его рубаха насквозь промокла от пота и теперь блестела на солнце как елочная игрушка.
«Да, бегун из него фиговый», — подумал я, осторожно ступая в глубину курятника.
Я знал, где баптисты Мироновы хранят свою картошку. Огромный, мне по грудь, ящик из некрашеных досок располагался у задней стены курятника. Он всегда закрыт на амбарный замок, но баптисту Миронову не мешало бы быть умнее, чем он себя считал. Вместо того чтобы заставлять своих детей каждый раз молиться кому-то перед едой, ему не мешало бы проверить скобы, на которых держался тот огромный замок. Если бы он это сделал, то, вероятно, испытал бы немалое беспокойство.
Впрочем, баптист мог и не заметить пропаж. Ведь мы с Сашкой много оттуда не брали. Нам хватало четырех картофелин, которые мы пекли. Да и картошки на огородах каждый год бывало столько, что можно было засыпать ею любой погреб в городе по самое творило. Ее хватало как минимум до середины следующего лета.