— Пошевеливайся!
— Ходишь туда-сюда за этими скотами, ноги уже горят, — отозвался второй. — Мало их в уголовке прессуют. Надо пальцы в дверной проем и рот завязать. Пока не признается — не отпускать.
— Племя скверное. Твари, ни дома, ни родины. Шастают как волки, несчастья разносят как заразу. Эй, цыган! — В слове «цыган» милиционер сделал странное для меня ударение на «ы». — Резал детишек?
Побледнев от необходимости отвечать на такой вопрос, сгорбившись, ожидая чего угодно, да хотя бы и удара исподтишка, цыган продолжал идти молча. Лишь взгляд его, раскаленный докрасна, свидетельствовал о трепете, который он испытывал.
Я невольно подключился к этой процессии, следуя в десятке шагов левее.
— Резал же, вижу! — настаивал милиционер. — Ну да ничего, сейчас с тобой поговорят!..
Я знал, как «разговаривают» с цыганами из табора в райотделе. Отец рассказывал знакомому, не заметив меня, оказавшегося совсем рядом, что на первом этаже ни дня не проходит без криков. Там размещались инспекторы уголовного розыска и участковые. Сначала с задержанным просто разговаривали. Когда же дело доходило до вопроса об убийце, нормальное общение заканчивалось.
Уже не от отца, а на улице я слышал, будто цыганам, сидящим на стуле, пристегивали руки назад наручниками, а на голову надевали противогаз. Шланг закрывали ладонью, и воздух переставал поступать в маску. Цыгане задыхались. Некоторые падали без сознания, но никто из них не признавался в убийствах. Оттого милиционеры были злы и взвинчены до предела. Смерть находила мальчиков с завидным постоянством, но следствием не было угадано ни единой буквы в имени убийцы.
Я машинально рванул в сторону, когда цыган оттолкнул одного из милиционеров, и бросился бежать.
— Я же говорил!.. — вскричал другой, тот самый, который ошибся с ударением. — Я же предупреждал, что браслеты нужно было надевать!..
Эти выкрики звучали уже на бегу. Оказавшись без конвоя, цыган бросился вдоль окраины города. Расстегивая кобуры, сержанты бежали за ним.
«Куда он бежит? — пронеслось в моей голове. — Там кочегарка, сараи и загоны для кур».
По части бега я превосходил цыгана и погоню и теперь даже сдерживал себя, чтобы не обогнать всех их.
Понятно, что ориентироваться среди строений цыган не мог. Милиционеры тоже плохо знали эти места. Добежав до поворота дороги, они сбавили ход и стали осматриваться.
А чего тут глядеть? Цыган бежит в тупик. Если он не перепрыгнет через забор и не юркнет между загонов для кур — ему крышка!
Оставив сержантов позади и сиганув через забор, я теперь мчался с другой стороны и видел, как в редких просветах между штакетин мелькала синяя рубаха цыгана. Если он продолжит путь, то упрется в стену кочегарки. А там — каменный капкан. Сначала он забежит во двор и только потом поймет, что стены высоки, а дорога обратно приведет его прямо в руки преследователей.