Я резко вскинул глаза, он не отвел взгляда. Мне пришло в голову, что его неестественное спокойствие имеет некое основание, хочет он или нет облекать таковое в слова. Я схватил его за руки.
— Фролин, что это? Я же вижу, ты встревожен.
Он судорожно сглотнул.
— Тони, эта музыка доносится не из дома. Она звучит снаружи.
— Но кто там снаружи? — удивился я.
— Никого — во всяком случае, никого из людей.
Вот оно наконец и прозвучало! Едва ли не с облегчением я взглянул в лицо правде, которую боялся признать даже про себя. Никого — во всяком случае, никого из людей.
— Тогда что это за сила? — спросил я.
— Думаю, дед знает, — отозвался Фролин. — Тони, идем со мной. Лампу оставь; мы найдем дорогу в темноте.
Уже в прихожей я снова вынужден был остановиться: на плечо мне легла напрягшаяся рука.
— Ты заметил? — свистяще прошептал Фролин. — Ты это тоже заметил?
— Запах, — промолвил я. Смутный, неуловимый запах воды, рыбы, лягушек и обитателей заболоченных мест.
— А теперь — смотри! — промолвил он.
Запах воды разом исчез, словно его и не было; на смену ему тут же потянуло зябким морозом. Холод заструился в прихожую, точно живой, а вместе с ним неописуемый аромат снега и хрусткая влажность метели.
— Ты все еще удивляешься, с чего это я забеспокоился? — промолвил Фролин.
И, не дав мне времени ответить, повел меня вниз, к дверям дедова кабинета, из-под которых все еще пробивалась тонкая полоска желтого света. Спускаясь на нижний этаж, я с каждым шагом сознавал, что музыка нарастает, хотя внятнее не становится. Теперь, перед дверью, было очевидно, что мелодия доносится изнутри, равно как и странная комбинация запахов. Темнота словно дышала угрозой, напоенная неотвратимым, зловещим ужасом, что смыкался вокруг нас точно ракушка. Фролин дрожал всем телом.
Я порывисто поднял руку и постучал.
Ответа изнутри не было, но в ту же секунду музыка смолкла, а странные запахи исчезли!
— Не следовало тебе это делать! — шепнул Фролин. — Если он…
Я толкнул дверь. Она подалась под моей рукой — и я открыл ее.
Не знаю, что я рассчитывал застать там, в кабинете, но явно не то, что обнаружил. Комната ничуть не изменилась, вот разве что дед уже лег и теперь сидел на постели, зажмурив глаза и улыбаясь краем губ. Перед ним лежали его бумаги; горела лампа. Я застыл, глядя во все глаза и не смея верить глазам своим: сцена столь обыденная казалась просто неправдоподобной. Откуда же доносилась музыка? А запахи и ароматы в воздухе? Мысли мои смешались, я уже собирался уйти, потрясенный невозмутимым спокойствием деда, когда тот нарушил молчание.