У меня брови поползли вверх. Джон пожал плечами:
– Понимаю. Вас интересует, почему он еще работает в компании.
– Мне любопытно, что вы сочли его пригодным к работе в компании.
– Удачно сказано, – хихикнул Джон.
– Это эвфемизм.
– Рик слишком хорош. Его нельзя терять, – тряхнул головой Джон.
– Вот и получайте то, к чему вы относитесь так терпимо.
Джон согласно кивнул и поморщился.
Я сказала:
– Похоже, у вас здесь честность и порядочность – устаревшие понятия. Если, конечно, ложь не одна из ваших корпоративных ценностей.
Джон нахмурился и кивнул.
– Мне надо с ним поговорить. И я с ним поговорю.
– А мысль о разговоре с ним не вызывает у вас тошноту?
– Пожалуй, – слабо улыбнулся Джон.
– Да, вопрос серьезный, но вернемся к нему позже. Есть ли еще какие-то проблемы?
– Нет. Это все. Но и этого достаточно.
Я попросила разрешения побеседовать с людьми из офиса и на судах. Доверительно.
– Конечно, побеседуйте, – ответил Джон. – Но большинство из них не говорят по-английски.
Я также спросила, можно ли поговорить с некоторыми из главных покупателей и продавцов.
Потом наняли переводчика Василия, он подписал соглашение о конфиденциальности и отвез меня на верфь.
Над головой кричали чайки и другие береговые птицы. Стоял декабрь. Дул холодный порывистый ветер, но ванты стоявших на приколе судов не гудели. Звуки здесь отличались от тех, что слышишь на пристани для яхт. Суда были огромными, больше, чем Парфенон. Эти тяжелые металлические мастодонты длиной сто с лишним метров и шириной почти двадцать метров, построенные для того, чтобы на них могли в течение шести месяцев жить и работать 165 человек, сидели глубоко в воде.
Василий и я пристально смотрели на изогнутые борта судна, на котором у нас должно было состояться первое собеседование. Мне было интересно: а что случилось бы с уровнем воды, если б суда каким-то мистическим образом были подняты из нее? Мы начали долгий подъем на палубу. Василий тяжело дышал. Мои подбадривания в духе долговязого Джона Сильвера «Давай, давай, дружище. Работай, работай» не развлекали его. Возможно, он думал, что я чем-то поперхнулась и теперь отплевываюсь, стараясь сохранить женское достоинство.
Одна из моих любимых цитат – из Руми, суфийского поэта XIII века. Он писал: «За гранью мыслей о добре и зле лежит простор. Там я тебя и встречу».
Это было поле, на котором я предпочла вести разговоры, – простор, где мы делаем лучшее, что в наших силах, для того чтобы отложить решение, куда идти и где беседовать, где может возникнуть обучающий момент.
На рыболовецких судах я не говорила о Руми. Трудно переводить Руми на русский! Впрочем, поскольку б