Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа (Куликов) - страница 13

Штурмбаннфюрер сел на диван с папкой в руках, закурил, потом неспешно начал перечитывать уже знакомое ему содержание, еще раз мысленно выделяя основные моменты:

«Родился в 1916 году в Москве. Русский. Единственный ребенок в семье. Отец — дворянин, полковник царской армии, участник Первой мировой войны и Георгиевский кавалер — впоследствии служил в Белой армии у генерала Врангеля в Крыму. Расстрелян большевиками в 1920 году… Воспитывался матерью. Мать — из богатой купеческой семьи, верующая, второй раз замуж не выходила… Окончил школу-семилетку, потом механический техникум. Работал в Москве на автозаводе: старшим мастером, заместителем начальника цеха. До войны в армию не призывался, как технический специалист оборонной промышленности получил отсрочку (бронь). Беспартийный…»

«Ничем не примечательная биография, — в очередной раз подумал Скорцени, — кто знает, если бы не война, прожил бы господин Яковлев серую жизнь рядового заводского служащего».

Роковая дата 22 июня 1941 года, когда Германия напала на Советский Союз, круто изменила и поломала судьбы миллионов людей, в том числе Яковлева. В числе других мужчин призывного возраста он был мобилизован в Красную Армию и отправлен на фронт. А дальше, как следовало из материалов «Дела», в январе сорок второго добровольно перешел на сторону немцев и сдался в плен германской армии под Ленинградом. Мотивы этого поступка он изложил собственноручно (листок с его показаниями был подшит тут же):

«…Я не помню своего отца, но слышал о нем много хорошего по рассказам мамы, а также воспоминаниям ее брата, моего дяди. Все, что я узнал об отце, характеризует его как кристально чистого и замечательной души человека. В 1920 году его убили (расстреляли без суда) красные большевики-комиссары. Моего родного дядю, которого я очень любил и уважал, в 1937 году арестовали и вскоре тоже расстреляли как „врага народа“. Так как на нашей семье стояло клеймо членов семьи белогвардейца (отец воевал в Гражданскую войну в Белой армии у барона Врангеля), то мы с мамой жили в постоянном страхе: многие наши знакомые, особенно из „бывших“ — царских офицеров, купцов, священников, были репрессированы Советской властью, сгинули в сталинских тюрьмах и лагерях. Поэтому еще с юношеских лет я возненавидел большевиков-коммунистов. Желаю сражаться на стороне Германии за свержение безбожного сталинского режима, за Россию — без коммунистов и комиссаров!»

«Коротко, но убедительно. Настроен крайне антисоветски! — задумался Скорцени, анализируя прочитанное. — Такие вот „идейные“ — самые надежные и ценные наши агенты. Конечно, их немного, в основном среди перебежчиков и предателей попадается всякая шваль: за пайку хлеба мать родную продадут. Но в данном случае мотивация другая, антибольшевистская — нет, не зря я выделил именно Яковлева. Вот, например, пишет: „безбожный сталинский режим“ — тут явно влияние верующей матери между строк проглядывает, такое трудно „наиграть“. Да и остальное написано, скорее всего, вполне искренне — на „подставу“ все это не похоже».