Поправив вдруг ставший тесным галстук, Куратор хрипло спросил:
— Это правда?
— Абсолютная, – почувствовав себя хозяином положения, ученый откинулся на спинку кресла.
— Но целью эксперимента было не абсолютное повиновение. И почему вы еще не представили доклад в центр?
— Еще рано. Мы должны стабилизировать наш вид – никому не нужно, чтобы он эволюционировал. А протисты умеют делать это очень быстро. Мы должны найти средство за контролем его распространения. Кроме того, на некоторых шимпанзе наш простит оказывает довольно непредсказуемое воздействие. Они могут истечь кровью, задохнуться, впадают в ярость или у них замедляется метаболизм. Я еще молчу про взрывающиеся глазные яблоки. В любом случае, пока мы не стабилизировали нашего паразита и не выяснили, что именно оказывает на шимпанзе негативное влияние, рано говорить об успехе. Но можно быть точно уверенным, что мы двигаемся в правильном направлении.
Подойдя к пульту, Куратор постучал пальцем по монитору, где отображались тепловые силуэты шимпанзе.
— Они под воздействием вашего… препарата, господин Чи Квон? Почему они не шевелятся уже минут десять? И что с монитором?
Развернувшись к пульту, Чи Квон пробежался взглядам по показанием индикаторов. Его лицо пересекла тень.
— Хм, странно. Очень странно. – Ученый поправил очки. – Мы заразили этих шимпанзе видом Си-3.
— И сколько у вас всего видов вашего паразита?
— Около пятнадцати. – Выдвинув клавиатуру, Чи Квон застучал по клавишам. – Так, я сейчас прерву цикл и включу резервную камеру. Что‑то не так.
— Около? – напрягся Куратор.
— Один вид активно размножается и быстро мутирует. Он крайне агрессивен. Вчера в нашей лаборатории было пятнадцать видов. Но их уже могло стать больше.
Пульт мигнул всеми датчиками индикации, и скакавшие прежде синусоиды показателей превратились в прямые линии. Вконец озадаченный ученый вздрогнул, его пальцы зависли над клавиатурой.
— Похоже, программная ошибка, – после паузы наконец решил Чи Квон.
— Картинку, быстро!
— Ах, да… – Несколько ударов по клавишам, и стена превратилась в монитор. Один взгляд на картинку заставил обоих мужчин покрыться холодным потом.
Некогда аккуратная, абсолютная белая комната, с потолка которой свисали роботизированные руки и щупы, была полностью разгромлена. Стеллажи и шкафчики для образцов валялись на полу, по полу всюду раскиданы побитые склянки, сам пол и стены забрызганы пятнами крови. А в творящемся вокруг бардаке вокруг двух операционных столов медленно брели две обезьяны. Они были увешаны датчиками, из шерсти торчали антенки вживленных под кожу электродов. Но самое жуткое – у одной по локоть отсутствовала рука, у другой была вырвана трахея, виднелся столб позвоночника. С такими ранами не живут и тем более не передвигаются. Однако обезьянам, казалось, было плевать на законы мироздания.