— Все позади, — пытался утешить ее Эдуард.
— Она умерла, — сказала Сесилия, и никто не попытался возразить ей.
В том крике, который они слышали несколько минут назад, казалось, было прощание с самой жизнью. Все были уверены, что Сесилия права.
Через некоторое время на лестнице раздались шаги, и Элеонора спустилась в холл, серая от усталости. Сидевшие там подняли на нее взгляд, а Джо бросился к ней, считая, что ей понадобятся слова утешения.
— Мальчик, — ответила она на не прозвучавший вопрос. — Оба живы. Похоже, что все обошлось.
— О, благодарение Богу! — воскликнула Маргаритка и закрыла лицо руками.
Никто не произнес ни слова. Элеонора переводила взгляд с одного лица на другое, а когда увидела Джо, то обратилась к нему:
— Она страдала, Боже, как она страдала… Если бы я знала, что это обернется таким страданием…
Она замолчала. Но всем стало ясно, что она имела в виду замужество, к которому теперь не стала бы принуждать свою дочь.
— Вы не могли этого предугадать, — быстро ответил Джо. — Не надо себя казнить.
Но Элеонора все равно осознавала, как сильно провинилась перед дочерью. Вслух она ничего не говорила, не в состоянии признать, что Джо был прав. В первый и последний раз он принял ее в свои объятия, и она положила голову ему на плечо в надежде, что он снимет с ее хрупких плеч эту невыносимую тяжесть вины.
— Вы не могли знать, что все произойдет именно так, — повторил он.
Никто не посчитал их поведение странным или необычным.
Ребенка Изабеллы назвали Эдмундом. Его немедленно окрестили, хотя уже через несколько часов стало ясно, что он вырастет сильным мужчиной — мальчик родился крепким и здоровым. Спустя четыре дня Сесилия родила прекрасную девочку. Роды прошли очень быстро и легко. Ребенка нарекли Маргарет в честь бабушки, матери Сесилии. Маргаритка уже вскоре была на ногах, а Изабелла продолжала лежать прикованной к постели. Ее состояние по-прежнему оценивалось как тяжелое, боли не отпускали ее. Несколько дней Изабелла провела между жизнью и смертью.
Эзра прибыл в дом Элеоноры, чтобы справиться о здоровье жены. Узнав обо всех деталях, он всерьез обеспокоился. По поводу ребенка он выразил естественное в таком случае удовлетворение, что Бог даровал ему сына.
— Я думаю, что ей не стоит переезжать в Йорк, пока она не окрепнет. Мне кажется опасным перевозить ее из дома в дом, — сказал он.
— Вы хотите оставить здесь и ребенка? — спросила его Элеонора ледяным тоном.
Она посчитала, что его поспешное согласие с тем, что Морланды взяли на себя ответственность за его жену, выходило за рамки приличий.