— Он может чихать! — радостно объявил толстячок и пощекотал Вассермана под носом.
— Смотри-ка, в самом деле! — в один голос воскликнули оба родителя. — Это доказывает, что и в те далекие времена люди многое умели.
К счастью, обоим отцам вскоре наскучило средневековье, и Вассерман стал было уже надеяться, что ему наконец удастся выбраться на свободу. Но не тут-то было. Пробило десять часов, один за другим погасли огни, наступила тишина. Только теперь он мог освободиться от доспехов.
Ночь пришлось провести в музее. Это его не очень пугало. Но скоро ему захотелось есть, и он занялся поисками чего-нибудь съедобного. Однако в Музее естественной истории съестных припасов не больше, чем в Музее искусств, поэтому, когда бледные лучи восходящего солнца осветили свайное поселение доисторического человека, Вассерман принялся грызть сваю. Свая оказалась невкусной, и он скоро оставил это занятие.
Домой он вернулся только в одиннадцатом часу утра, невыспавшийся и усталый.
— Всю ночь пришлось работать, — сказал он жене, но та не поверила.
— Да ты ни разу еще и часа лишнего не работал, — возразила она. — Стоит только взглянуть на тебя, и сразу станет ясно, где ты пропадал.
Вассерман схватился за голову: он испугался, что забыл снять рыцарский шлем, но череп его был голым, как ему и положено быть. Это его успокоило, и он спросил с вызовом:
— Так где же я пропадал? Скажи, раз ты все знаешь!
— У какой-нибудь… У какой-нибудь бабы!
Вассерман, само собой, хотел возмутиться, но она скорчила многозначительную мину и заставила его молчать.
— Я не раз читала о том, что у мужчин бывает вторая весна, — сказала она. — Меня не проведешь… Постыдился бы, старый… Вы, мужчины, все на одну колодку.
Однако в глубине души она даже немножко гордилась своим стариком, который, несмотря на преклонный возраст, остался ветрогоном. Лежа в постели, она ласково спросила:
— Ты еще любишь меня хоть немножко?
— Люблю, — сказал он и подумал о женщинах, висевших в Музее искусств, — ты для меня дороже всех.
На другой день он увидел обоих малышей еще у входа в музей. Он обогнал их и втиснулся в доспехи. Они постояли немного около него, пощекотали ему под носом, пообещали друг другу приходить сюда каждый день и назвали его Теодорихом.
Они в самом деле приходили сюда ежедневно, и Вассерман старался не подвести их. Он всегда был на месте, утром и вечером. Теперь он брал с собой провиант и электрокипятильник. Ночи стали куда приятнее. В три часа он варил себе кофе. Когда в полдень он возвращался домой, жена напряженно щурилась, но ни в чем его больше не упрекала.