Владимир гневно обернулся:
— Что ж сокольничий смотрел? Кто упустил сокола?
— Постой, Владимир Ондреич, — остановил Боброк. — Это нам небесное знамение. Сильна Орда, с Батыевых лет она бьет нас поодиночке. А вместе, стаей, не уподобимся ли мы пернатому воинству? Найдется ли тогда сила, супротивная нам? Вот к чему сие знамение! И стоит оно дороже всех наших соколов.
— Народ единомыслен в сем, — ответил Дмитрий. — Одни лишь князья мутят и усобятся. Усовестить их словом тщится игумен Сергий, но усовестить их мечом — дело наше. И доколе хватит дыхания моего, не выпущу меча.
— И мы, брате, не отступим от тебя.
— Не отступим, брате.
Так поклялись они друг другу перед высотой сияющего июльского неба, под клики встревоженных птиц, над вечным струением лесного ручья.
Топот коня, то пропадающий во мхах, то возникающий, приближаясь, привлек их. Они не дошли еще до больших елей, где под сенью ветвей ждали их постели на булгарских коврах. Воин мчался прямо сюда, конь пронесся, задев копытами одеяла. Воин пригнулся, проскакивая нависшие ветви. Он осадил коня, горячего и почернелого от пота. Пытаясь спрыгнуть, гонец зацепил ступней стремя, и нога застряла в ремнях. Так, уцепившись за седло, повиснув, он изложил весть:
— Татары сожгли Нижний. Князь ушел за Оку. Волость вытоптали. Теперь, сказывают, сошлись с превеликим войском со степи и пошли на нас, господине.
— А жители? — спросил Дмитрий.
— Бежали за Волгу.
— Сам Мамай с войском? — спросил Боброк.
— Нет Мамая при войске. Бегич ведет.
Дмитрий, побледнев и прикусив губы, обернулся к Боброку:
— Приспело время!
И побежал к постелям, где под присмотром отроков лежала княжеская одежда.
— Боброк! Время надо выгадать. Не робеть, скликать всех немедля!
Владимир крикнул подбежавшему воину:
— Прикажи седлать! Охота пущай за нами ворочается.
Дмитрий поднимал спутников:
— Тарусский, Белозерский, Бренко! Вставайте! Скачем на Москву!
— Что ты, княже?
— Татары сожгли Нижний.
— А князь Дмитрий Константинович? — спросил Тарусский.
— Жив мой тестюшка, — отмахнулся Дмитрий. — В заокские леса утек! — И кинулся к коню, которого вели из-под лесной прохлады.
Дмитрий поскакал, не щадя ни коня, ни плети. Ветви хлестали по плечам. Незастегнутая ферязь развевалась позади; спутники едва поспевали за ним. Он кричал, не оборачиваясь, Боброку:
— Довольно кланяться! Настало время биться! Откланялись!
Позади, отстав, возвращалась на Москву охота. Последние всадники скрылись в деревьях. Еще чадили угли покинутых костров. Среди поляны одиноко стоял ветхий пастырь. И посох, коего здесь не приравняли к копью, дрожал в руках, еще жаждущих битвы.