— А почему отсюда люди ушли?
— А я знаю? Только теперь тут — Дом Голосов. Место такое, откуда весь лес слышен. Вот я и хочу узнать, где что творится. Ты наверху посидишь или голоса слушать будешь?
— Буду, — храбро сказала Радка.
— Ладно, тогда спускайся вниз и ложись.
— Глаза надо закрыть?
— Рот закрой. А с глазами делай что хочешь.
Десси растянулась на траве, глядя в золотое закатное небо. Рядом примостилась сестренка.
Поначалу Радка не слышала ничего — только ветер гудел в траве. Потом различила, как, тихонько причмокивая, лижет берег река. Потом лес, потревоженный вечерним ветром, протяжный хвойный гул, разноголосая болтовня листьев, перестук сбитых наземь дождевых капель, скрип поваленной сосны — она уже не первый год все не могла умереть, падала, цеплялась за своих соседок и кричала в ужасе всякий раз, когда ветер пытался подправить дело — уложить ее на мох, в дурманную и беспамятную болотную сырость.
Потом холм обступили иные звуки: испуганный свист маленьких крыльев, шорох беличьих коготков, сосредоточенное пыхтение крота, шелест иголок под муравьиными лапками.
А потом до холма добрался, дополз хриплый, сбивчивый голос флейты. Странный и неуместный в лесу, он взвизгивал, прерывался, но вновь упрямо начинал выговаривать все те же ноты, но так и не мог довести мелодию до конца.
Десси нахмурилась, потерла лоб, потом тихонько запела:
— Любви хорош один глоток,
Не стоит пить до дна.
У песни тысячи дорог,
Мелодия — одна.
И Радка изумилась: песня была, несомненно, та самая, но сейчас слова говорили об одном, а музыка — совсем о другом.
Десси меж тем вскочила на ноги и велела:
— Собирайся.
— А что случилось?
— Там разберемся. Похоже, один… хм-м… человек влип в очень скверную историю и зовет на помощь.
— Нас?
— Кого придется. Пошли посмотрим, что там стряслось. Чтоб Дудочник помощи запросил… Н-да, дожили!
Десси торопилась — ей вовсе не хотелось бегать по лесу в темноте. Радка плелась сзади. Теперь они уходили от поймы реки, то и дело огибая болотца с торчащими из желтой травы мертвыми остовами берез, шагали по кочкам, раздвигая сухую осоку, пробирались сквозь заросли ольховника. Радка глотала слезы. Хоть им и не встретилось пока ни одно чудище, лес все равно был ужасен — безликий, безымянный, пустой. Он заманивал, заводил их все глубже, и Радка уже не верила, что когда-нибудь выберется отсюда.
Десси, как и полагается ведьме, почуяла ее страх и спросила, не оборачиваясь:
— Ну что, хочешь в город?
— Угу.
— Вот, давно бы так-то. Ладно, теперь жди до завтра. Утром выведу на дорогу.