— Вы абсолютно уверены?
Доктор Фише не выносил, когда с ним спорили — нормальная реакция после двадцатилетней практики в морге. Защелкнув свой чемоданчик, он резко развернулся и вышел из комнаты.
Зевс-Питер-Лама бросился за ним, умоляя остаться. Я слышал, как они продолжали спорить в коридоре.
Странная сцена. Мне казалось вполне логичным, что Зевс, пытаясь докопаться до истины, устроит мне допрос, чтобы проверить предположение Фише. Я ждал, когда же он спросит, откуда взялось мое пристрастие к этой вредной привычке. Я сам желал сбросить с себя этот груз, во всем признаться, исповедаться перед ним, объяснить, попросить у него помощи, совета. А вместо этого спор продолжался без меня.
Распахнув двери, я закричал, перебивая их:
— Это правда. Я пью.
Они оба замолчали и смерили меня злыми взглядами. «Что он лезет не в свое дело?», казалось, читал я их мысли. Первым опомнился Фише, который торжествующе крикнул:
— Ну вот, видите!
Зевс лишь пробормотал в ответ:
— Но это невозможно. Где он мог раздобыть спиртное?
— Вам нужно просто лучше приглядывать за ним.
— Он сидит здесь на одном месте, да и денег у него нет.
— Может быть, сообщники среди слуг…
— Среди моих слуг? Нет, это исключено.
— И все же…
— Я сам каждую ночь краду бутылки в столовой, — резко сказал я.
И вновь ощутил, что мои слова словно прерывают течение их мыслей.
— Час уже поздний, — произнес наконец Зевс. — Идем, мы проводим тебя в твою спальню.
Доктор Фише уложил меня в кровать. Я принялся говорить о том, что снедает мою душу, о моих сомнениях, страхах, волнениях. Я говорил без устали. Слова легко и покорно ложились на мои уста, отражая малейшие нюансы моих ясных мыслей. Меня охватывало легкое опьянение тем, как я выражал то, что накипело в моей душе, как я старался определить, кто же я на самом деле.
Кивая, словно сиделки у изголовья больного, Зевс и Фише с безутешным видом слушали мою пламенную речь. Через час, не выдержав, Зевс-Питер-Лама схватил Фише за локоть.
— Это невыносимо. Надо что-то предпринять.
— Я дам ему успокоительное.
— Не стоит, мне уже лучше, — робко произнес я. — Мне просто нужно было выговориться.
Проигнорировав мое возражение, доктор Фише достал свой огромный ветеринарный шприц и сделал мне укол.
По моему телу прокатилась благостная волна. Я замолчал. Я плавал в пучине наслаждения. И сомкнул веки, чтобы расслабиться еще сильнее. Я не спал, но меня, словно поплавок, болтающийся на волне, то относило, то прибивало к беседе, которую продолжали между собой Зевс и доктор Фише.
— Вот видите, Фише, вы не хотели мне верить: ему следовало сделать лоботомию. Надо было выскрести все его мозги, максимально избавить его от всего человеческого. Сведенный к вегетативному состоянию, он оставил бы нас в покое. У овощей нет ни мыслей, ни пороков!