— Мы покупаем их у Мясников. Спасаем от нечестивых занятий.
— Им следовало просто прострелить череп и навсегда вернуть в землю, — сказал Уэйн.
— Если бы мы использовали мертвецов ради собственного блага, я могла бы с этим согласиться. Но это не так. Мы трудимся ради Господа.
— А монахи трахают сестер? — спросил Калхаун.
— Если ими овладевает дух Господа, то да.
— И могу поспорить, что это случается нередко. Не такой уж плохой расклад. Мертвецы трудятся на стройке в парке аттракционов…
— Это больше не парк аттракционов.
— …и имеют массу свободных кисок. Звучит соблазнительно. Мне это нравится. Этот старый мудак, там, наверху, гораздо умнее, чем может показаться.
— В наших мотивах, так же как и в стремлениях брата Лазаря, нет ничего личного. Более того, в качестве жеста раскаяния за то, что способствовал распространению по миру бактерий, он ввел вирус в свой нос. И теперь нос медленно разлагается.
— А я думал, у него от природы такой шнобель, — не удержался Уэйн.
— Не обращай внимания, — сказал Калхаун. — Он и на самом деле так глуп, как кажется.
— А почему мертвецы носят эти дурацкие шапки? — спросил Уэйн.
— На старом складе парка аттракционов браг Лазарь обнаружил большой запас этих головных уборов. Это мышиные уши. Для изображения одного из персонажей мультфильма, когда-то символизирующего "Диснейленд". Микки-Маус, так его называли. По этим шапкам мы можем отличить наших мертвецов от чужих. Время от времени бродячие шайки наведываются в эти места. Жертвы убийств. Потерявшиеся в пустыне дети. Путники, погибшие из-за недостатка воды или болезней. Кое-кто из наших братьев и сестер подвергся атакам. Это мера предосторожности.
— А что будет с нами? — спросил Уэйн.
Монахиня снисходительно улыбнулась:
— А вы, дети мои, послужите во славу Господа.
— Дети? — возмутился Калхаун. — Ты называешь аллигатора ящерицей, шлюха?
Монахиня опустилась на сиденье и положила пистолет на колени. Она так высоко скрестила ноги, что черные трусики почти утонули в ее влагалище; в это ущелье было бы неплохо прогуляться.
Уэйн не без труда отвел взгляд от привлекательной картины, откинул голову на спинку сиденья и нахлобучил шляпу. В настоящий момент он ничего не мог предпринять, а поскольку монахиня вместо него присматривает за Калхауном, он намеревался поспать, набраться сил и решить, что делать дальше. Если что-то вообще можно сделать.
Он погрузился в дремоту, все еще гадая, что могут означать слова монахини: "А вы, дети мои, послужите во славу Господа".
Он почему-то был уверен, что эта служба ему не понравится.