* * *
Возможно, я действительно излишне впечатлительная? Или это нормально для человека в моей ситуации? У меня начиналось полное расслоение личности. С одной стороны, я все узнавала: и улицы, и дома, и даже многие детали, например, булочной, где бабушка покупала мне бублики с маком за шесть копеек, и у которой за все эти годы не только не поменялся адрес, но даже осталась старая вывеска. С другой стороны, у меня было ощущение сна, потому что все было такое же, но все-таки очень не такое. Или это я была — не такая? Город вокруг казался и реальным, и нереальным одновременно.
Первое, что я заметила, — это как сильно, почти болезненно я реагирую на русскую речь. Все кругом говорили по-русски, и отдельные громкие обрывки фраз, долетавшие до меня, каждый раз заставляли меня вздрагивать и оборачиваться.
«Да не дергайся ты, говорю, дай сюда руку!»
«Миш! Ну куда ты пошел, автобус же!»
«А вот и не говорите, раз не знаете!»
«… и да, главное же, что они ничего в этом не понимают!»
«Иди, иди, бабушка, что ты здесь встала?»
Я решила, что надо срочно сделать что-то привычное, очень обычное, например, иметь какой-то план, хоть небольшой, но он бы держал меня хоть на чем-то сосредоточенной. Я задумалась: что я, собственно, делаю на улице Амстердама, если вышла бесцельно побродить? Но случая, когда я вышла бесцельно побродить, не припомнилось. Тогда я напряглась и предположила: пойду найду симпатичное кафе и выпью кофе на террасе. Я никогда не курю на ходу, а курить хотелось все утро. Наверное, от нервов. Супер. План был готов: ищу кафе. Я оглянулась. Но кафе вот как раз тут и не было. Все было: суета, множество идущих куда-то людей, остановок автобусов, куча машин, широченные улицы, дома, вереница уродливых торговых палаток, но уютной террасы со столиками в поле зрения не попадалось. Я внезапно почувствовала себя совсем потерянной.
Сделав глубокий вдох-выдох, я заставила себя сосредоточиться на кафе. Как оно должно тут выглядеть? И моментально увидела сразу две вывески. Одна — «Кофе-Хаус», другая гласила просто «Пигмалион», но через стекло просматривались столики и сидящие за ними люди. Впечатления и мысли сменялись в моей голове с такой скоростью, что я не успевала их переваривать. Мозг без остановки что-то комментировал. «Кофе-Хаус». Почему хаус, а не что-то по-русски? Хотя как бы я это назвала? «Дом кофе»? «Кофейный дом»? Не звучит… А все русские теперь знают основы английского и понимают слово «хаус»? Наверное, все. Хотя погодите… А старушки?
Воображение немедленно подкинуло образ: я — такая вся старенькая, слабенькая, иду медленно по улице, на которой живу последние лет двадцать, в городе, где пережила войну, бомбежки, вырастила детей, и читаю вывески, и мне совершенно ничего не понятно, «хаус» какой-то… Пришло в голову: не «хаус», а хаос. Название же «Пигмалион» мне вообще не понравилось. Разве хоть у кого-то оно может ассоциироваться с дымящейся чашкой кофе, завтраком, едой вообще? Даже слово «кафе» не написано вовсе, то есть я разве обязана знать, что «Пигмалион» — это кафе? Я попыталась вспомнить, кто вообще такой этот Пигмалион. Вспомнилось что-то из греческой мифологии, кажется, это был какой-то царь, который убил кого-то, чтобы завладеть деньгами. Точно, убил мужа Элиссы, основательницы Карфагена. Не зря, оказывается, папа так надрывался над моим образованием, — что-то даже еще осталось в памяти. Название кафе после этого не понравилось мне еще больше. Откуда-то из недр моего излишне богатого воображения возникла ассоциация: это кафе, где маленькие пигмалионы, по-русски — пигалицы, в белых фартучках, травят посетителей кофе с ядом и забирают их деньги. А, интересно, какой смысл вкладывали в название сами владельцы кафе? И почему вообще название такое сложное?