* * *
Было уже совсем поздно, наверное, около часа ночи. Макс, как и обещал перед ужином, повез меня кататься по Москве. Я хотела посмотреть подсвеченную гламурными огнями тусовку в центре города, о которой столько читала и слышала от приезжающих из России знакомых, но Макс неожиданно оказался не тусовщик, интересных комментариев подкинуть моему туристическому любопытству не смог и, быстро провезя меня по двум-трем главным улицам, как-то незаметно и с явным удовольствием свернул на почти неосвещенную набережную Нескучного сада.
Москва летом действительно была хороша. Хотя летом вообще почти все в жизни кажется хорошим, и жить дальше хочется, и все проблемы, убивающие своей бесперспективностью в долгие зимние вечера, летом кажутся надуманными и ничего не значащими.
Было тепло, на набережной никого, огни фонарей романтично поблескивали в спокойной и почти величественной в своей равнинной неподвижности Москве-реке. Мне захотелось пройтись пешком. Мы оставили машину и пошли вдоль реки. Макс, наболтавшись и насмеявшись за ужином, вдруг стал молчалив, а я не знала, как прервать молчание.
После ужина в ресторане у нас произошел небольшой инцидент, по сути ничего важного, но у меня сильно изменилось настроение после этого. Когда принесли счет, то я первая, пока Макс отвлекся на очередной телефонный звонок, положила на блюдечко со счетом свою золотую кредитку. Когда Макс закончил разговор, он воззрился на нее таким удивленным взглядом, будто я положила не карточку, а живого ежа, а потом поднял на меня черные немигающие глаза. Что это был за взгляд — я не знала, но я от него вся внутренне съежилась, и мне почему-то стало еще вдобавок ко всему и стыдно. Я попыталась как-то оправдаться:
— Здесь дорого. Могу я заплатить свою половину? Я прилично зарабатываю.
Макс не удостоил меня ответом и продолжал молча внимательно смотреть мне в глаза. Мне ничего не оставалось, как протянуть руку и молча забрать свою кредитку.
— Вот и умница, — резюмировал Макс и положил в блюдечко свою карточку.
Инцидент вроде был исчерпан. Но странно, такая мелкая, казалось бы, и ничего не значащая сценка заставила нас обоих примолкнуть. Не знаю, что думал или чувствовал Макс, а меня мучил стыд. За что? Сложно было определить, но, наверное, точнее всего — за свой страх.
Платя за себя в ресторане, ты как бы подчеркиваешь свою независимость и обеспечиваешь себе алиби: ты тут просто ел, как человек с человеком, с другом или партнером. А во взгляде, который я получила от Макса, сквозил упрек или обида, за то, что я его боюсь, не доверяю ему, защищаюсь от него, оплачивая счет, пытаюсь превратить наш ужин в ужин просто друзей. Забрав свою карточку, я будто вошла на территорию, где Макс — мужчина, а я — женщина, причем на какой-то дикий азиатский манер, и в этом было что-то очень волнующее и опасное одновременно.