Я вошла в полумрак маленькой прихожей — неясные очертания стен, обитых темной парчой, в углу — блестящая китайская ваза цвета бычьей крови с букетом перьев страуса в ней.
— Я так рада познакомиться с вами. Джой много рассказывала о вас, — робко пробормотала я.
Засвистел чайник.
— А, вот и чай. Проходите прямо в гостиную и устраивайтесь. Я сейчас буду. — И она исчезла за лакированной ширмой.
Гостиная была беспорядочно заставлена викторианской мебелью, обитой бархатом. К дальней степе был притиснут маленький рояль, покрытый шалью и заваленный книгами, стопками машинописных страниц и журналами, на которых валялась всякая всячина: пепельницы, недопитые фужеры с вином, бинокли, очки и пара акварелей в миниатюрных подрамниках. Такое же собрание различных принадлежностей представлял и письменный стол, стоявший в углу. Вдоль окон висели тяжелые, украшенные кистями портьеры. Над вычурным столиком для закусок — бледная лампа; не будь она из обычной меди и столь современного вида, то вполне могла сойти за Тиффани.
Я села на резной диванчик с твердым сиденьем, закинула ногу на ногу и мысленно внушила себе расслабиться. Но вместо этого мне пришла на ум прочитанная где-то фраза, что все мы чьи-нибудь близкие друзья. И теперь, находясь в этом затхлом и вместе с тем изысканном логовище женской порочности, я поняла, что это как раз тот момент, когда само присутствие в подобной обстановке такой сугубо земной и здравомыслящей персоны, как я, служит наглядным подтверждением этой банальной истины.
С серебряным подносом в руках вернулась Изабель. На подносе были три обычные кружки с пакетиками чая, несколько крекеров, немного сливочного сыра и бутылка красного итальянского вина. Я выдавила из себя улыбку. Дома я не стала есть, рассчитывая (чего же еще ожидать от мечтательной простофили со Среднего Запада), что здесь мне подадут угощение наподобие того, что описывают в сценах чаепития в английских романах — обильное и изысканное.
В тот самый момент, когда Изабель опустила поднос на столик, раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа, и вошла Джой.
С хмурым видом Изабель одарила ее страстным поцелуем в щеку. Джой совершила промах, не ответив ей тем же. Она была слишком оживлена и поглощена болтовней, чтобы обратить внимание на подобную мелочь. Так было всегда, когда обе ее жертвы — или прислужницы, или кем там еще были для нее Изабель и я — встречались.
— И ты здесь, Мадлен. Замечательно. Ах, прошу прощения за опоздание. Я ехала в таком такси — даже и рассказывать об этом не хочется. Да еще дождь. Куда мне деть зонтик? Ух ты, крекеры! — Она говорила без умолку. — О, Изабель, ты уже приготовила чай. Как чудесно! Я чувствую себя настоящей англичанкой. Как тебе понравилась квартира, Мадлен? Изабель, а где пятая глава? Я обыскалась ее у себя. — Она подошла к роялю и стала разыскивать потерянные страницы среди пепельниц и грязных фужеров.