По ее словам, сейчас у нее проблемы с наличностью. В сущности, не хватает даже на оплату квартиры за следующий месяц. Она рассчитывала получить некоторую сумму за лекционное турне по Новой Англии, но ее литературный агент вынужден был отменить его — интерес к гротесковому изображению секса, по всей видимости, угас.
— Скажи ему, что единственный способ отвлечься от книги — это заняться поиском работы, звонить, ходить на собеседования. — (Неймется мне в моей кухне!) — Когда он найдет наконец работу, ему будет уже не до книги. Если же ничего не получится с работой, скажи своей Франни Фаген, чтобы вернула рукопись с заключением, что книга захватывающа, но ее следует полностью переделать.
— Зачем?
— Да затем, что мысль о необходимости заново переписать две тысячи страниц приведет его в такой ужас, что он еще усерднее займется поисками работы.
— Да, но тогда он наверняка захочет, чтобы этим делом — переписыванием — занялась я.
— Так что тебе мешает?
— А то, что такой гадости мне в жизни не приходилось читать. Я знаю, ты не слишком высокого мнения обо мне как о писательнице, но уж понять-то, что хорошо, а что плохо, я в состоянии, а его писанина просто ужасна.
— Тогда скажи ему, что занята, сама пишешь новую книгу и на его рукопись у тебя просто нет времени.
— Бог мой, вот, кстати, еще одна проблема на мою голову. Он все просит почитать мою новую книгу, а у меня всего-то пятьдесят страниц написано. Об этом я, конечно, ему не сказала.
— А сама ты что о ней думаешь?
— Да неприличная она. — Коли сам автор это говорит, можно наверняка сказать: полная порнуха.
— А почему бы тебе быстренько не накатать чего-нибудь? — спрашиваю я.
— Не могу. Тыщу раз тебе говорила — у меня застой.
— Так выйди из него, — беспощадно отвечаю я. — Напиши готический роман. Вообрази себя Дафной Дюморье.
— Ну что ж. — Далее следует долгая пауза. Она всерьез обдумывает мое предложение. — А что, это неплохая мысль. Можно сочинить что-то вроде пародии на нее, это вполне пройдет. Уж сюжеты накручивать я пока не разучилась.
Мне становится страшно — а вдруг она и вправду напишет нечто подобное и снова станет знаменитой, независимой, богатой — счастливой опять станет? Но нет, этого просто не может быть. Слишком она свыклась со своим образом развратницы и наркоманки, чтобы сочинить историю наивной, добродетельной и целомудренной женщины, какой положено быть героине готического романа.
— Тогда пиши побыстрей, — говорю я ей. — Если будешь тянуть, у него могут возникнуть подозрения.
— Не знаю, смогу ли. Я так медленно печатаю.