– Его что, перестали печатать?
– Наоборот, сулили журналистские премии, приглашали в общественные комиссии, даже в Думу, но условие ставили одно: пиши, но не вые…вайся. Ерема хлопнул дверью, переключился на свои детективы. Это всех устроило. Разоблачения понарошку никого не трогали и не задевали. Его боевики пошли. Он упрямый был, везучий. Всегда говорил: «Если ситуация безвыходная, проруби выход сам». Как думаешь, мог такой человек покончить с собой?
– Люди меняются… – уклончиво заметила я. – Сама же рассказывала про тех, кто в девяностые против власти шел на танки, а теперь сами оппозицию гнобят. Может, и Ереме надоело рубить входы и выходы в нашей вечной мерзлоте. Ледоруб устал.
– Не верится мне в это, Вася. У Еремы был потрясающий нюх на сенсацию. Кураж…
Мы помолчали. Трудно говорить о человеке в прошедшем времени.
– Вот что! – решительно сказала Вероника. – Ты была на месте событий, тебе, как говорится, и флаг в руки. Странно это все… – пожала она плечами. – Смерть, предсказанная подружкой… Гадалка на пляже… Река мертвых… Мистикой отдает. А мистика, сама знаешь, дело темное…
– Хорошо, Вероника, – согласилась я, – попробую.
– Действуй, Вася, – благословила Вероника.
Так я получила новое редакционное задание. Не успела допить кофе, на мобильный позвонил Димон. Он уже ждал у подъезда редакции.
После того как я подписалась на журналистское расследование, твердо решила ничего не рассказывать мужу о том, что случилось со мной на Гоа. Мне кажется, мисс Марпл осталась старой девой исключительно потому, что знала – нет такого мужа, который поощрял бы ее рискованное любопытство. Поэтому, когда Димон в очередной раз спросил, как я съездила в Индию, я спокойно рассказала ему о теплом море, смуглых индианках в разноцветных сари, сверкающих самоцветах, душных черных ночах и настырных обезьянах. Он был удовлетворен моим нехитрым повествованием.
Я не сразу начала свое расследование, подождала, пока муж уедет в очередную командировку. Он так редко бывал дома, что эти дни я посвятила только ему. Изредка звонила Алене, узнать, как наши дела. Дела шли как обычно. Сотрудницы и кошки согласно прейскуранту радовали новоселов. Алена готовила кастинг шпионов. Обещала организовать его сразу после Нового года, обычно в это время у нас не бывает срочных дел. Рикемчук меня не беспокоил. Еще не вернулись с Гоа Павел и мать Еремы, поэтому новой информации о его гибели у меня не было, а из той, что была, не давали покоя два взаимоисключающих факта.
Первый – на теле Еремы не обнаружено следов насилия, следовательно, версия о его самоубийстве имела место. Второй – рассказ Вероники, о том, что Ерема всегда старался находить выход из любой безвыходной ситуации. Такое жизнелюбие вроде бы исключало суицид. Я постоянно прокручивала в памяти наши с ним разговоры. С одной стороны, безысходное – «все надоело», с другой – оптимистичное «у меня есть новая идея». Вот это – «с одной», «с другой», как чаши весов не могли обрести равновесия в моих рассуждениях о его загадочной смерти. Неужели в итоге безысходность перетянула?