— Вставай, — сказала Саммер, переводя взгляд с меня на дядюшку Эдди. — Сделаем это вместе.
После поминок я не поехала домой с родителями, а залезла на заднее сиденье «форда»-пикапа, принадлежащего Патрику. Мать решила, что последние несколько дней я слишком много сидела в своей комнате и мне нужно сменить обстановку.
Часом позже я помогала Эвелин разгружать посудомоечную машину на ее неопрятной кухне: устаревшая кухонная техника противного зеленого цвета, на стены лучше долго не смотреть, а то голова закружится: оранжевые цветы, большие листья и серебристые загогулины между лепестками. Как-то раз Патрик начал отдирать обои, но так и не закончил. Он служил в пожарной охране, а на выходных брал подработку: клал плитку, стриг газоны, словом, делал все, чтобы поскорее расплатиться за дом.
— Смотри, что я для тебя приготовила, — сказала Эвелин.
Она сунула мне пакет из кондитерской «Миссис Филдз», полный печенья с шоколадной крошкой — моего любимого. Значит, сегодня она пребывала в хорошем настроении. Такой — милой и заботливой, как раньше, — сестра мне нравилась; последние пять лет она все чаще становилась раздражительной и злой. «Грязные подгузники и опасная работа мужа кого угодно сделают брюзгой, — говорила мама. — Я ее предупреждала».
Худшие времена настали, когда родился Киран. Эвелин покрылась отвратительной сыпью, беспрестанно плакала и орала на Патрика. Маме пришлось консультироваться с отцом Саммер — врачом-психиатром. По его мнению, Эвелин страдала от послеродовой депрессии, и он порекомендовал отправить ее в Пресвитерианскую больницу на Манхэттене. Мы так и сделали, и сестра пролежала там два месяца.
Медицинская страховка Патрика не покрыла ее лечения; родителям пришлось обналичить несколько сберегательных облигаций. Они согласились с докторами, что Эвелин больше не стоит рожать, но моя сестра не слушала никого, тем более мать и отца. Между ней и родителями постоянно возникали стычки: по поводу плохих отметок, вульгарной одежды и пакета с марихуаной, который мама однажды обнаружила в ее комнате. Эвелин то и дело ругали: за то, что она меняет парней как перчатки, зато, что в пятнадцать лет самостоятельно отправилась к гинекологу за рецептом на противозачаточные таблетки…
Самая большая ссора произошла, когда в семнадцать лет сестра объявила о своей беременности. Отцовские губы сжались в тонкую белую полоску, а мать орала на всю округу. Она называла Патрика необразованным и безграмотным быдлом, говорила, что не переносит его акцент и ему повезло, что она не попросила кое-кого переломать ему ноги.