– Зайди ко мне, когда захочешь, – сказала она, улыбаясь, а потом развернулась и ушла.
Бутылка была холодной. Я так и застыл, держа ее в руках. Мы с Альхаджи ушли из зала, где играли в теннис, и сели на камень, чтобы выпить подаренный напиток.
– А ты ей нравишься, – произнес мой друг со смешком.
Я ничего не ответил. Альхаджи не унимался:
– А она тебе как?
– Не знаю. Она старше. И она вроде за воспитателя здесь, – ответил я.
– Все понятно. Ты хочешь сказать, что боишься женщин, – кивнул Альхаджи.
– Я не думаю, что нравлюсь ей в том смысле, который ты вкладываешь в эти слова.
Я глянул на своего приятеля. Он явно потешался надо мной.
Мы допили бутылку, Альхаджи ушел, а я решил пойти в медпункт. Подойдя к двери, я осторожно приоткрыл ее и увидел, что сестра говорит по телефону. Она знаком велела мне войти и сесть, улыбнулась и взглянула на меня так, что я понял: она рада видеть меня, а не просто улыбается чему-то, что ей сказали на том конце провода. Я огляделся и увидел на стене таблицу. В нее были внесены имена всех находившихся в центре мальчишек. Практически напротив всех стояли галочки, а иногда и несколько. Это значит, что они побывали на осмотре по крайней мере один раз. Рядом с моей фамилией отметок не было. Тем временем девушка положила трубку, сняла листок с таблицей и положила его в шкафчик. Потом она пододвинула стул поближе ко мне и села рядом. Я думал, она задаст мне какой-то вопрос о войне, но вместо этого она спокойно спросила:
– Как тебя зовут?
Странно. Я думал, она знает мое имя.
– Вы знаете, как, – сердито буркнул я.
– Может, и знаю, но хочу, чтобы ты сам назвал мне его, – настаивала она. Глаза ее расширились.
– Ну ладно, ладно. Ишмаэль.
– Отличное имя, – кивнула она. – А меня зовут Эстер. Надеюсь, мы будем друзьями.
– А вы уверены, что хотите дружить со мной? – спросил я. Она немного подумала и ответила.
– Может, и не уверена.
Мы помолчали. Я не знал, что говорить. К тому же на этом этапе своей жизни я никому не верил. Я постиг непростую науку выживания и умел сам о себе позаботиться. Слишком много времени в своей недолгой жизни я был предоставлен сам себе. Мне было не на кого опереться, и, честно говоря, мне нравилось одиночество. Так было проще выжить. Люди вроде лейтенанта Джабати, которому я доверял и которому подчинялся, подвели меня. Как теперь полагаться на кого-то, особенно на взрослых? Я с подозрением относился к ним и не мог понять их намерений, потому что пришел к выводу, что люди дружат, когда хотят использовать друг друга. Так что предложение медсестры я оставил без внимания и уставился в окно.