Мохамед и я нырнули в переулок, в конце которого был забор, а за ним – главный проспект. Тут был военный пикет. Вооруженные люди патрулировали весь район. Мы спрятались еще в одной канаве и пролежали там шесть часов, дожидаясь ночи. Под покровом тьмы было легче уворачиваться от пуль, потому что можно было проследить траектории по оставляемому ими красному следу. С нами коротали время другие люди. Студент в голубой футболке постоянно утирал ее краем мокрый лоб. Молодая женщина, наверное, лет двадцати с небольшим, уткнулась лицом в колени, дрожала и раскачивалась из стороны в сторону. Прислонившись спиной к стенке ямы, сидел, обхватив руками голову, мужчина с бородой. Его рубашка была испачкана пятнами чужой крови. Все, что происходило сейчас в городе, казалось мне сущим кошмаром, но все же стрельба и беспорядки пугали меня меньше, чем всех этих людей, не знавших войны. Они столкнулись с ней впервые, и на них было больно смотреть. Хотелось верить, что дядюшка не очень беспокоится сейчас за нас. Послышались новые выстрелы, и мимо проплыло облако слезоточивого газа. Мы зажали носы и дождались, пока ветер погонит газ дальше. Ночь все не наступала, ожидание казалось бесконечным. Но сумерки окутали город в положенный им час, и мы наконец добрались до дома – пригибаясь и мелкими перебежками перемещаясь от одного здания к другому, иногда перелезая через заборы.
Дядя сидел на веранде. В глазах у него стояли слезы. Когда я поздоровался с ним, он вскочил, будто увидел привидение. Он обнял нас, долго не отпускал от себя и попросил пообещать, что мы больше не будем ходить в город. Но нам пришлось бывать там еще не раз. Больше негде было достать продукты.
Стрельба не прекращалась все следующие пять месяцев. Она стала новым привычным «звуковым фоном» города. По утрам семейства собирались на верандах, держа детей на руках, все следили, как бродят по городу большие и малые группы людей с автоматами. Они грабили, насиловали, убивали, творили все, что их душе угодно. Всякий раз, когда завязывалась активная перестрелка, матери вздрагивали и крепче прижимали к себе своих чад. Есть простым людям было нечего, они питались в основном сырым, вымоченным в воде рисом с сахаром и гари с солью. Многие регулярно слушали радио, надеясь, что скоро придут хорошие новости. Иногда над городом поднималось несколько столбов дыма. Это значило, что солдаты снова подожгли чьи-то дома. Мы слышали, как они хохотали, наблюдая за пламенем. Как-то вечером сосед, который жил через несколько домов от нас, поймал неофициальную радиостанцию, на которой новое правительство обвиняли в преступлениях против гражданского населения. Прошло всего несколько минут, как к его дому подъехал грузовик с солдатами. Они вытащили хозяина, его жену и двух старших сыновей на улицу и расстреляли. Тела сбросили в канаву поблизости. Моего дядю, наблюдавшего эту сцену, вывернуло.