Сердобольные люди скажут, что я плохо с тобой обращаюсь, но твоя кожа, подобно коже кресел и диванов, рвется не от побоев, а от бесплодных мечтаний.
Между твоими костьми и моей палкой находится чувствительная пленка твоей сущности, которая, проявляясь, являет нам твое тело и твою душу.
Когда-нибудь и твоим ушам найдется достойное применение. Пока же мне от них одни убытки. Равно как и от твоего хвоста.
Но что со мной? Я взволнован: из-под длинных ресниц на меня взирает прелестная незнакомка. Поздравляю, твой маскарад удался[13]. Хотя ты умеешь притворяться и покруче. Стоит тебе только назвать свою короткую серую шерсть фланелью, и тебе уже доверяют целое министерство.
Но напрасно ты надеешься от меня спрятаться.
Возможно, я заставляю тебя работать за двоих, но ты сам виноват. Зачем демонстративно ревешь на два голоса? Зачем поворачиваешься ко мне то левым, то правым боком, в каждом из которых мне видится совершенно самостоятельный осел?
Давай-ка поторопимся, иначе нам никогда не дойти до конца. Просторы здесь бескрайние. Моего кнута ты уже вкусил, а что до пряника, так это тот же кнут, которым я угощу тебя, если мы сильно опоздаем.
А ведь ты чертовски хитер! Сам плетешься сонной рысью, а сердце твое выстукивает такой галоп, что кажется, будто мчишься во весь опор. Как же ошибочна твоя репутация!
Но! Но, кому говорят! Пшел!
Ну а когда ты наконец исполнишь свой лошадиный долг, тебе еще придется выступить для меня в роли зебры. И только не говори, что единственной черной полоски на твоей шее для этого недостаточно.
…………………………
Ну все, приятель, ты меня уморил. На сегодня хватит.
(Завершив трудовой день, я вытираю пот со лба и втыкаю инструменты в деревянную спину своего осла, где и найду их завтра готовыми к употреблению.)
Автомобилисты шагают за своими автомобилями, велосипедисты — рядом со своими велосипедами. Все что-то непрерывно тянут или толкают. Два колеса без педалей, тормозов и седла — идеальное определение африканского велосипеда. Весь континент держится на трех резинках да десяти спайках. Из пяти дырявых камер нарезается и склеивается одна целая. Из клубка бельевой веревки получаются сиденья и спинки двенадцати кресел, а белье высохнет и на прибрежных камнях.
Ночи в Африке такие темные, что электричество не осмеливается здесь появляться.
Красное ухо ласкает в кармане свой швейцарский ножик. Двенадцать лезвий и одна зубочистка — лучшей гиеновой лапы не сыщешь во всей Африке! Хотя надо признать, что в этом гладком, полнотелом, многофункциональном и высокопроизводительном предмете — целый завод в миниатюре — нет ровным счетом ничего африканского. Просто швейцарский ножик — личный фетиш Красного уха, его маленькая слабость. Инструмент первой необходимости, уместный в любой ситуации, моментально решающий любую проблему, отвечающий на любой запрос, всемогущая длань, хоть и немного грубоватая, чтобы играть на фортепиано, но все же не лишенная определенного такта: смотрите как грациозно она разделывает яблоко.