Глава тринадцатая
КОНЕЦ ВСЕМУ
1
Иван оглянулся на землянку… Она была его первым жилищем в этим местах, в ней провел он последние часы перед дальней дорогой… На краю полянки, под сенью дряхлеющих сосен, приютилась она чуть приметным холмиком, по зеленой одежке которого пятнами крови проступили крупные гроздья спелой костяники.
Хвоя, смоченная предутренней росой, прогибалась под ногою податливо и бесшумно. Иван снова обернулся, постоял, безмолвно прощаясь, словно предчувствуя, что здесь ему более не бывать. Поправил мешок за плечами, топор за поясом и зашагал по едва приметной мало нахоженной тропке.
Не так думал он уходить…
…Когда по набатному сполоху слобода выглянула в ночь сотнями желтых окон и выплеснула на площадь темную, гудящую, как развороченное шмелиное гнездо, толпу — казаки трусливо убрались в казарму…
— …Братцы! Братцы! —надрывая от натуги голос, кричал Иван, протискиваясь в толпе. — Братцы, ничего не бойсь! Порешил я казачьего начальника! Теперь Тирста собаку не упустить!..
Толпа настороженно молчала, и лишь один голос отозвался:
— Красного петуха ему!.. — и смолк, захлестнутый немотой толпы.
Иван сорвал шапку, замахал ею над головой.
— За мной, братцы!
Но кто‑то положил ему на плечо тяжелую руку.
— Дурак! А дале что?
Иван узнал вальцовщика Никона Мукосеева.
— А ты что, заступник! — Иван захлебывался в ярости — Герасим! — обрадовался он, увидев Зуева. — Гера сим! Ты чего молчишь! Наша берет!
Но Зуев смолчал.
— Ты не наш! — сурово сказал вальцовщик. — Ты перелетная птаха. А нам жить здесь. Дети у нас. Их тоже порешат!
По толпе пробежал ропот. Иван понял, что остался один.
— Уходи, паря, — сказал Мукосеев. — Вязать тебя руки не подымаются. Уходи, покудова жив…
Герасим взял Ивана за рукав, вывел из толпы.
Иван шел послушно за ним и вдруг остановился, вырвал руку.
~~ Пойдем! — сказал Герасим, — Плетью обуха не перешибешь! Не пришло еще наше время… Беги по задворкам ко мне, напой коня, я Настю приведу.
…Пришел Герасим один.
— Не судьба тебе, Иван… Лежит Настя. Езжай сам, пока казаки не осмелели.
— Не хочет!
— Без памяти она… Жива бы осталась…
Герасим подвел Ивана к телеге, чуть не силою усадил, дал вожжи в руки, открыл ворота…
2
На другой день к вечеру прискакал из Нижнеудинска исправник.
Пересчитал зубы дневальному, упустившему убийцу; похвалил пристава, сразу же наутро посадившего под замок Герасима Зуева и вальцовщика Никона Мукосеева, на которых доказали, что они разговаривали с Еремеем Кузькиным и пособили ему скрыться, и вызвал из Иркутска казачью сотню.
Насчет казаков особенно настаивал Тирст, насмерть перепуганный ночным набатом. Когда ему доложили об убийстве Запрягаева, Тирст побледнел, поняв, как близко ходила смерть.