Большей частью беседы оканчивались счастливо для подпоручика… Ему удавалось >1 убедить ее и заставить поверить глубине и честности его чувства… И она даже соглашалась уехать с ним… Иногда он доходил до того, что решался назвать ее своей женой…
Но встретиться с Настей наяву подпоручику никак не удавалось.
И он твердо решил увидеть Настю до отъезда и высказать ей все то, что он так часто ей уже высказывал…
6
С утра подпоручик зашел в контору предварить Тирста о своем скором отъезде. Сверх того, хотел подпоручик спросить Тирста прямо, из каких соображений приказал он применить в дело непросеянную руду? Была у подпоручика слабая надежда, что, спрошенный врасплох, Иван Христианович не догадается отрицать, а попытается объяснять.
В приемной писец сказал подпоручику, что у Тирста сейчас полицейский прпстав Семей Семенович Пакудпп.
Подпоручик усмехнулся, вспомнив, что за глаза пристава именовали Паскудиным, и остановился в раздумье. Хотелось переговорить с управляющим с глазу на глаз, на тот случай, если впоследствии Тирст попытается извратить суть и смысл разговора, чтобы не было у него под руками послушного свидетеля.
И подпоручик решил пройтись по слободке. Может быть, случай приготовит ему долгожданную встречу…
Если бы подпоручик знал, о чем шел разговор в кабинете Тирста, то, конечно, не преминул бы зайти.
— Принесли, Семен Семенович? — спросил Тирст у пристава.
Пристав трубно высморкался в огромный клетчатый платок, поправил на обе стороны пушистые светлые усы и только после этого ответил:
— Принес, Иван Христианович.
— Этой ведомостью интересовался подпоручик Дувра вин?
— Этой самою, Иван Христианович.
Ну–с, посмотрим, — сказал Тирст, раскрывая принесенную приставом толстую тетрадь в плотном матерчатом переплете, — Так… так… Роман Чаеовитин… проставил–оя мая месяца пятого дня… так… а следующая запись… того же месяца девятнадцатого дня… так… Вашей рукою, Семен Семеныч, записи сии сделаны?
— Никому не препоручаю.
— Очень хорошо, что не препоручаете. Вы единицу как пишете? А впрочем, садитесь на мое место, — сказал Тирст, вставая из‑за стола.
— Хлопотно, Иван Христиановпч, — засмеялся пристав, усаживаясь в скрипнувшее под ним кресло.
— Вот здесь надобно поставить единицу, — сказал Тирст. — Какое тогда будет число?
— Мая месяца пятнадцатого дня, — прочитал пристав и осторожно подул на непросохшую единицу.
— Очень хорошо, — сказал Тирст.
— А в чем дело, Иван Христиановпч? — полюбопытствовал пристав, дождавшись, когда единица просохнет.
— Пусть оный Роман Часовитин проживет на десять дней долее. Так будет лучше.