— Кому? Роману Часовнтину? — И пристав закатился было веселым хохотом, но, взглянув на строго поджатые губы Тирста, оборвал свой неуместный смех. — Еще какие будут приказания, Иван Христиановпч?
— Благодарю вас. Других надобностей не имею.
Вечером того же дня отец Амвросий сделал исправление в церковной книге. Роман Часовитин был похоронен не седьмого, а семнадцатого мая.
7
Ноги сами привели подпоручика в Косой проулок. Не первый раз проходил он мимо Настиного жилища, но не мог привыкнуть к его убогому виду.
Избенка деда Евстигнея и снову незавидна была, а теперь, уйдя на венец, а то и на два в землю, сиротинилась под обомшелой крышей в ряду других, как трухлявая сыроежка среди толстоногих ядреных подосиновиков. Сквозь плетень, забранный из когда‑то гибких, временем и непогодой ошелушенных от коры ивовых прутьев, виден был двор с навесом и стайкой для скотины. Двор порос курчавой стелющейся травой. По ее зелени важно разгуливал пестрый петух, хорохорясь перед своими безотказными подругами.
На низеньком крылечке сидела Настя и чистила ружье. Зажав конец ствола в далеко откинутой левой руке, она энергично работала шомполом. Ее разрумянившееся от напряжения лицо казалось строгим, даже сердитым.
Увлеченная своим делом, она не замечала подпоручика, жадно разглядывавшего ее.
А подпоручик застыл как вкопанный.
Он понимал, что стоять так молча, просто глупо, но не мог решиться окликнуть Настю, боясь, что она тут же вскочит и убежит в избу.
Подняв голову, Настя увидела подпоручика. Машинально бросила взгляд на свой заношенный, в темных масляных пятнах сарафан и, снова вскинув глаза, усмехнулась.
— Здравствуй, Настя! — сказал подпоручик, хотя 014) гвоздем царапнула мысль, что усмешка не предвещает ему ничего доброго.
— Здравствуй, Алексей Николаич! — ответила Настя.
И так как он продолжал стоять молча, спросила:
— Мимо брел или в гости шел?
Спросила не зло, а даже как будто бы с ласковой шуткой, но снова подумалось, что напрасно возлагал он столько надежд на эту встречу.
— Мне, Настя, поговорить с тобой надо. Очень надо…
Глаза у него были отчаянные… и жалкие.
Настя отвела взгляд и нахмурилась.
— Чего же прикипел к плетню. Заходи. Мы не староверы, людей пе чураемся.
Подпоручик вошел во двор. Как звякнула щеколда и скрипнула калитка, он не слышал.
— Настя! Я уезжаю…
— Проститься пришел?
— …и мне надо поговорить с тобой… серьезно…
— Вишь ты, серьезно! — сказал она как будто про себя. — Ну, коли серьезно, обожди малость.
Она еще несколько раз шоркнула шомполом, обтерла ствол и ложу сперва промасленной, потом сухой паклей и повесила ружье в сенцах на стену.