2
На рудном дворе ударили в железный лист. Жесткий рвон пронесся над слободкой и утонул в дальнем конце РРуда.
И тут же во всех дворах слободки зазвякали щеколды, заскрипели ворота. Только что Иван шел один по улице, сбивая сапогами росу с низкой курчавой травы, а через короткое время оказался среди толпы рабочих, торопливо шагавших к заводу.
И солнце, как будто повинуясь заводскому распорядку, выкатилось из‑за горы. Лучи коснулись глади пруда, подсинили ее и высветили дальний угол.
Идущие рядом с любопытством оглядывали Ивана.
— Здоров, варнак, — с завистью сказал молодой еще, тоже рослый мужик.
— Вот это борода! Не то, что у тебя, Ипат, три волоска в четыре ряда и все рыжие, — хохотнул кто‑то за спиной Ивана.
А небольшой прикренистый мужичонка, выделявшийся из всех, тоже не бот весть как обряженных, на редкость изодранной рубахой, в дыры которой просвечивало худое костлявое тело, спросил Ивана:
— Одпако, не нашего табуна?
Иван глянул на него сверху вниз.
— Теперь вашего.
— С каких краев?
— С Петровского завода.
— Скажи на милость! — обрадовался мужичонка. — Не встречал ли там Еремея Кузькина?
«Час от часу не легче», — подумал Иван.
— Встречал. Я и есть Еремей Кузькин.
— Ты?! — мужичонка даже присел от изумления. — Дык как же? — Зажав в кулак пегую бороденку, он с недоумением и испугом всматривался в Ивана небольшим и, слегка раскосыми глазками.
— Говорю, значит я! — отрезал Иван и так глянул, ровно стегнул. — Кому лучше знать, тебе или мне!
— Да нет, я ничего, — заторопился мужичонка, опасливо отходя подальше.
Иван мрачно усмехнулся.
— Ну и я ничего.
За околицей слободки толпа растеклась натрое. Направо — к доменной печи, прямо — в мастерские, налево, под горку — большая часть — на конюшню запрягать лошадей, — это подвозчики руды и угля.
Вместе с Иваном направо свернул и любопытный мужичонка.
«Чтоб тебя черти задрали! — ругнулся про себя Иван. — Будет теперь глаза мозолить».
Но мужичонка, по–видимому, понял предостережение и не только не приставал больше с расспросами, но и не оглядывался в сторону Ивана.
Рабочие, подходя один за одним, разобрали тачки и потянулись гуськом па рудный двор.
Только собеседник Ивана замешкался.
— А ты чего заскучал! — прикрикнул на него мастер.
— Колеско чего–ита хлябает, — оправдывался мужичонка, склоняясь над опрокинутой тачкой.
— Опять финтишь, Трншка! — погрозил мастер. — Привык на чужом горбу в рай въезжать.
— Сей минут, Герасим Васильич, — Он поспешно перевернул тачку и рысцой погнал ее по накату, выстланному из толстых, выщербленных колесами плах.