— Мещанин Шавкунов держит лавку.
И он вином торгует?
— Имеет разрешение.
— Так вот, Иван Христианыч. Рабочих мы ублаготворим. И денег у господина Лазебникова просить не станем.
Ярыгин произнес это со всей важностью, какую мог из себя выдавить. Заметно было, что ему доставляет огромное удовольствие учить уму–разуму самого Тирста, о хитрости и изворотливости которого с превеликим уважением отзывался даже правитель генерал–губернаторской канцелярии.
— Перво–наперво, — поучал стряпчий, — надобно закупить у Шавкунова все вино, сколько у того имеется…
— Ефим Лаврентьевич! —не выдержал Тирст.
Но Ярыгин остановил его не терпящим возражений жестом и, не обращая внимания на изумление хозяина, продолжал:
— Затем надобно прекратить продажу вина и в заводской лавке…
Единственное око Ивана Христиановича раскрылось до предела, дозволенного ему природою.
Ярыгин, воровски оглянувшись по сторонам, поманил к себе Тирста. Когда Иван Христианович, придвинув кресло, уселся рядом, стряпчий склонился к самому его уху и принялся нашептывать что‑то, видимо, весьма занятное, потому что сосредоточенно угрюмое лицо Тирста мало–помалу утрачивало свою угрюмую настороженность и под конец даже покривилось хитренькой улыбочкой.
— Улавливаете? — спросил Ярыгин и, довольный собою, даже потрепал Тирста по сухому колену.
— Улавливаю, —ответил Тирст, делая вид, что не заметил фамильярности стряпчего.
Ярыгин с неожиданной при его дородности прытью вскочил, присел к столу, написал несколько строк, припечатал бумагу своей печаткою и протянул Тирсту.
— Распоряжение управляющему Балаганского винокуренного завода выдать в расчет с главного конторой фирмы пять бочек спирту. Снаряжайте немедля обоз, Р1ваи Христианыч!
5
Эту неделю смена Еремея Кузькина работала в ночь, Иван пришел домой на рассвете, помылся горячей водой (Глафира с вечера наливала полный ушат кипятку и укутывала его старым стеганым одеялом), поел разогретых щей и улегся в сенцах на топчане, чтобы не потревожить утренний, самый сладкий сон жены. С тех пор как Настя посулила ему сына, Иван относился к ней особо бережно.
Но самому ему сегодня отдохнуть не удалось.
Часу в девятом утра прибежал встрепанный Тришка.
Глафира не сразу пустила его в дом. Спит хозяин, токо–токо лег. В ночную работал.
— Анне знаю! —отмахнулся Тришка. — Чай, вместях мы робим с вашим хозяином. Вместях при печи состоим. Я вот и вовсе не ложился. Дело, вишь, такое, шибко срочное…
Глафира поняла так, что опять что‑то стряслось на проклятой печи, и, ворча про себя, пропустила Тришку в сени.
Иван, огромный, казалось, во сне он еще у кого‑то призанял росту, лежал навзничь, закинув за голову крепкие жилистые руки. В полутьме сенцев бородатое лицо Ивана выглядело угрожающе сердитым, и Тришка не сразу решился прервать его сон.