Понадеявшись, что Ксива уже в роте и с ним удастся разминуться, Артём поспешил в монастырь — через Никольские ворота — на главную кухню.
Проследовал с главного входа мимо поста с оловянным выражением лица — даже не окликнули, хотя лагерникам в рабочие помещения главкухни было, естественно, нельзя.
Старший повар шёл навстречу в сапогах, в грязном и чёрном фартуке, с топором, Артёма узнал и смотрел на него с некоторым напряжением, не моргая своим единственным глазом с выжженными ресницами и отсутствующей бровью.
Артём опять не представился, но сразу поинтересовался, в чём дело и где обед спортсекции, которая по личному приказу начлагеря готовится к олимпиаде в честь революционной годовщины? Может быть, написать докладную Фёдору Ивановичу?
Артём нарочно сказал «Фёдору Ивановичу» — так звучало куда убедительней: будто бы он только что сидел с ним за одним столом и пришёл разузнать имена и должности саботажников.
— Что такое? — прорычал повар. — Я велел!
Слова у него были будто порубленные топором, как мясные обрезки: «…шэтэ так? Я влел!»
От греха подальше Артём ушёл дожидаться на улице: вроде как в начальственном раздражении захотел перекурить.
Баки с горячим обедом вынесли через три минуты.
«В следующий раз, — отчитался себе Артём, поспешая за кухонным нарядом, — когда тебя соберутся бить блатные, Бурцев и десятник Сорокин, к ним присоединится одноглазый повар с половником и разнесёт тебе им башку, наконец».
Площадь была почти пуста — только олень Мишка караулил кого-нибудь с сахарком, а Блэк присматривал за олешкой.
Блатные не заставили себя ждать: Артём услышал их голоса и оглянулся, они были совсем рядом.
— Я эту суку из окна заметил, — скалился рыбьими зубками Жабра. Видимо, пока Артём ходил на кухню, тот успел найти в двенадцатой Ксиву и Шафербекова. Четвёртым с ними торопился какой-то леопард, преисполненный интереса к тому, как пойманного фраера сейчас разделают на куски или хотя бы проткнут.
— Товарищ часовой! Товарищ красноармеец! — заорал Артём, называя служивого человека «товарищем», что было запрещено — только «гражданин»! — и побежал к монастырским воротам, слыша топот за спиной.
«У Ксивы ботинки были разваленные, ему бегать неудобно!» — успел вспомнить Артём.
Вслед им залаял, а потом и побежал, скоро нагнав Артёма, Блэк.
— Эй, не кусайся! Эй! — попросил на бегу Артём, потому что пёс нёсся ровно у его ног, скаля зубы. Зато олень Мишка никуда не побежал, но вспрыгивал на месте, подкидывая зад.
Бежавший босиком леопард нагнал Артёма почти у ворот, вцепился в пиджак, надрывая рукав.