Хотелось пить.
Да и то не очень.
— Может, размяться? — предложил Артёму Борис Лукьянович без особого энтузиазма.
— Пожалуй, — сказал Артём и решительно встал.
В темноте закулисья он пошёл на шум и полосу противного света: хоть посмотреть, что там.
Там свистели чекисты, а вскоре Артём увидел и борцов: они были голые по пояс и грязные, как чёрт знает что.
Один лежал на животе, поджав под себя ноги и выставив огромный зад, второй силился поднять его, запустив руки под грудь.
Сделав шаг вперёд, Артём увидел и гостей.
Они поставили стол возле сцены. На столе стояли многочисленные бутылки, виднелась нарезанная снедь: зелень, огурцы, колбаса, хлеб.
Человек шесть сидели на стульях. Эйхманис и ещё один, Артёму неизвестный, стояли возле стола со стаканами в руках.
Эйхманис был в форме, но распаренный и с расстёгнутым воротником. Второй — вообще без кителя и заметно более пьяный.
Все были при оружии.
«Господи, зачем я всё это затеял? — затосковал Артём. — Как было просто всё решить, проще не придумаешь — отдавать посылки Ксиве, и всё! Нужны тебе эти посылки? Не сдох бы с голода! Зачем ты сюда вызвался? Ты что, умеешь этот бокс? Ты же ни черта не умеешь!»
— Замолкни! — ответил сам себе вслух.
Пошёл куда-то — надо было куда-то идти, не стоять же на месте.
Только идти оказалось некуда и очень темно к тому же — Артём немедленно налетел на стул, сам едва не упал вместе с ним.
Выпрямился, отряхнулся, почувствовал, как сильно дрожат ноги.
Как передвигаться на этих ногах?
Поднял стул, сел на него. Кажется, так было лучше — в темноте тебя вроде бы и нет, остался один рассудок, но если его погасить, то совсем будет просто.
Попытался вспомнить сегодняшнее, верней, уже вчерашнее стихотворение — ту строчку из него, что какое-то время повторял. Что-то там было про ржавчину и про ноги. Про ржавчину и про ноги. Про ноги и про ржавчину.
«Как это, интересно, может сочетаться? — напряжённо думал Артём. — В одной строчке? Ноги! И ржавчина! И, главное, это нисколько меня не удивляло! Но это же кошмар какой-то! Какая-то ерунда! Господи, напомни, что это была за строка! Это ужасно важно! Ничего не получится, если я её не вспомню!»
— Чёрт! — снова окликнул себя вслух Артём. — Чёрт, да перестань же ты наконец.
Поднявшись со стула, он корил себя молча и злобно.
«А тому, — думал он, — кого застрелили в башку, пока ты ел леденцы, — ему было проще? Ему было легче? Он совсем не волновался? Тебе всего лишь надо выйти на сцену и получить кулаком в морду! Но тебя не убьют! Тебя не расстреляют!»
— Артём! — звал в темноте Борис Лукьянович. — Артём, вы где? Пора!