Второй конвойный охолонил своего товарища: да ладно, оставь его, ты вообще знаешь, кто это, может, не стоит его раздевать?
— Его всё едино под размах отправят, ты не видишь? — огрызнулся красноармеец, но отстал.
Напоследок всё-таки сказал Артёму:
— Я тебя и стрельну. Зря не отдал куртку. Так бы по-доброму сделал. Но ты сам не захотел. Стрельну по-злому.
Артём вытер слюну с лица.
Куда его привели, он позабыл, пока шёл.
Раздался железный перехруст — открыли замок.
Скрип — дверь распахнули.
Грохот — дверь захлопнули за спиной.
Ещё раз перехруст — снова замок.
Вся связка ключей, пока закрывали, звенела в мозгу у Артёма.
Камера и камера. В камере было несколько человек, у них были знакомые лица.
Он не помнил ни одного имени, но людей знал, и очень близко.
Лежанки в три яруса.
Одни нары были пустыми, в самом низу, Артём поспешил туда.
Его окликнули: не твоё, стой! — но он не послушался.
* * *
Лучше и нельзя было придумать: он спал.
Он спал в таком месте, куда не достигнет ни одна вода.
Едва заснул, его, матерясь, потянули за ногу, но он отбрыкнулся, привстал на локте, забыл все слова и зарычал — отчего-то это никого не удивило. Если б его спихнули на пол, он бы не проснулся. Его не спихнули.
Он не знал, сколько проспал, и ему никто никогда не сообщил об этом.
…Когда Артём проснулся, в камеру выставили ведро горячей воды.
Кружки у него не было, и он выпил последним то, что оставалось, подняв ведро.
Допил — и вдруг заметил, что его жар прошёл.
Вскоре пустое ведро забрали, зато втолкнули растерянного, раскрасневшегося — пуговицы до самого живота то ли расстёгнуты, то ли оторваны — Горшкова.
Артём долго тёр глаза, ничего не понимая.
Горшков сел на лавку, ровно напротив Артёма, поначалу не узнав его в полутьме.
— Принял отчёт? — спросил Артём.
Он так хорошо поспал, что на него напал весёлый стих.
А может, он просто наконец рехнулся.
— Что? — спросил Горшков, вглядываясь.
Ещё один заключённый внимательно смотрел на Артёма, — а это уже был Ткачук; тоже неожиданно.
— Закрой пасть, шакал, — велел Горшков.
— Гав, гав, — ответил ему Артём, улыбаясь, и направился к параше.
Ничего ещё не поняв, он уже о многом догадывался.
Казематная охрана между тем так и стояла на входе, спутав списки и никак не понимая, кого им нужно забрать отсюда.
— А, вот… чёртова фамилия. Горя… Горя?
— Горяинов! — подсказал Артём, с журчанием делая своё дело.
— Обоссался уже, — посетовал тюремщик, нетерпеливо звякая ключами.
По полу, наискосок, никого не боясь, пробежала крыса и не очень ловко вползла в стенную щель, хвост торчал так долго, словно она дразнилась.