— Может, мы причастимся? — как можно непринужденней спросил Николай и, неожиданно даже для самого себя, развязно щелкнул по горлу. — С батей, — уточнил торопливо, а голову уже в плечи вжал, замер.
— Еще чего, — уничижающе пропела Мария, и глаза ее стали круглыми от изумления. Повернулась к свекру: — Вы ведь подождете, папа? — голос ласковый, взгляд льстивый, любящий.
— Знамо, подождем, — старик Бахтин вздохнул, поперебирал пальцами по коленям. — Это все Колька твой. Невтерпеж ему, гляди-ка! А куда спешить? — и мстительно посмотрел на сына.
— Дождешься ты у меня, — Мария показала мужу кулак и… замерла. Шевельнула ноздрями, ойкнула, метнулась в кухню. Забренчали крышки, потянуло в горницу жареным, пареным.
— Чего ты на меня-то? — обиженно насупился Николай, зыркнул на отца из-под бровей. — Для тебя же хотел…
— Твоя небось жена-то, — старик Бахтин поджал губы, и его худое, с ввалившимися щеками, с окостеневшим носом, лицо задеревенело. — Пускай она с тобой и разбирается. А меня приплетать нечего.
— Ладно, разберемся, — Николай решительно взял со стола бутылку.
— Не трожь! — грозным шепотом приказал старик. — Не тобой поставлено, не тебе и брать. Не своевольничай!
— А, пойми тебя, — Николай со стуком возвратил бутылку на место.
Послонялся вдоль стола. Подхватил с тарелки кружок колбасы, бросил в рот. Отдернул занавеску, выглянул в окно.
— И где только этот говорун запропастился?
— Жди, жди, — язвительно заворчал отец. — Этот твой артист заявится теперь, когда полон дом гостей будет. И где только ты такого раскопал. Гусара первой гильдии…
— Да брось ты, — Николай мрачно жевал колбасу. — Что уж, все на тебя должны быть похожи, что ли? — И захохотал: — Во, бежит, не споткнется.
Повернулся, посмотрел торжествующе на отца. Повеселев, крикнул:
— Маш, мы пойдем на воздухе посидим. Слышь?
Жена, точно поплавок из воды, вынырнула из кухни.
— С чего бы это? — Оглядела с подозрением стол. Заглянула мужу в глаза. Глаза были невинные.
— Пущай, Маня, идут. Пущай. Нечего мужикам тут маяться, — сухонькая старушка толкнула ее плечом: — Пропусти-ка.
Просеменила к столу с хрустальной чашей салата в вытянутых руках.
— Мама, — с укоризной протянула Мария. — Вы знаете, зачем они идут?
— Знаю, знаю, — старушка проворно поперебирала по столу коричневой ручонкой, и — вот чудо! — для салата нашлось место. Подняла веселое личико, собранное из лукавых морщинок. — Пущай идут. Вот ведь какая у меня сноха поперечная. Мужикам ни вздохнуть, ни выдохнуть не даст!
— Вот всегда вы так! Характера у вас нет, — Мария передернула плечами, пошла в кухню, гордо вскинув голову.