— Разрешите? — Василий Ефимович подошел, взялся за спинку стула.
Человек за столиком поднял от газеты лицо.
— Андрей… Михайлович? — Сокольский растерялся. Но тут же овладел собой, протянул руку. — Вот неожиданность. И вправду — мир тесен!
Шахов, увидев главного геолога, дернулся. Стиснул зубы, раздул ноздри, но сдержался — Сокольский заметил, что сделал он это с усилием.
— Так можно сесть с вами? — Василий Ефимович все еще держал над столом ладонь. Поперебирал пальцами в воздухе, взял меню.
Шахов медленно сложил газету, пригладил на сгибах.
— А что, других мест нет? — глядя в окно, спросил отрывисто.
— Ну зачем такой тон, — нахмурился Сокольский. Положил меню на стол, прихлопнул ладонью. — Вежливость всегда украшала человека.
Отошел, покачался с пяток на носки, оттопырив нижнюю губу и опустив голову. Решительно вернулся к столику Андрея.
— Я думаю, здесь мне будет удобней всего. — Сел, уперся локтями в стол, уставился насмешливо на Шахова. — Извините, если мешаю.
— Жаль, что заказ уже приняли, — словно раздумывая вслух, сказал огорченно Андрей. — Ну, бог с ним. — Достал из кармана пять рублей, положил на блюдечко. — Скажите официанту, что это от меня.
Хотел встать, но Василий Ефимович перехватил его руку, сжал ее.
— Сидите. Если не умеете вести себя — ваше дело. Но оскорблять меня, даже такими способами, я никому не позволю! — И решительно потребовал: — Извольте объясниться!
Шахов уселся поудобней, закинул ногу на ногу, забросил руку на спинку соседнего стула и откровенно изучающе принялся разглядывать главного геолога. Ему были противны сейчас и высокий лоб Василия Ефимовича, и крупный, с горбинкой нос, и крутой, синий от бритья подбородок, и выжидающие глаза под кустистыми бровями, и особенно белые пылинки перхоти на синем бостоне костюма. Этой неприязни Шахов не скрывал.
— Ясности ждете? — спросил он наконец. — Что ж, объясню. Сам люблю ясность. Спасибо за рецензию.
— Пожалуйста, — серьезно ответил Василий Ефимович. Он тоже изучал Шахова, разглядывая его серое, злое лицо, сузившиеся от ненависти глаза, ввалившиеся щеки. Подождал. Уточнил удивленно: — И это все?
— Это действительно все, — засмеялся Андрей. Точнее, сделал вид, что засмеялся: заклокотал горлом, показал зубы и сразу же улыбка-оскал исчезла. — Лучше и не скажешь!
Подошел официант: молодой, томный, со скучающими глазами. Поставил перед Шаховым салат, открыл бутылку «Боржоми».
— Слушаю вас, — повернулся к Сокольскому, приготовился записывать.
— Так, пожалуйста, салат «Столичный», харчо, цыпленок…
Официант кивнул и отошел.