Мои верные служанки приняли у дам накидки, и те прошли в мою спальную комнату, где увидели три платья, разложенные на большом столе. Я узнал только одно, жемчужного цвета, отделанное кружевами, поскольку я его заказал. Оно было для графини Амбруаз, которая отметила его прежде остальных.
— Очаровательное платье! Сказала она. Вы должны знать, чье оно.
— Конечно, я знаю. Оно принадлежит вашему мужу, который с ним сделает, что хочет. Я надеюсь, что если он вам его даст, вы не обидите его отказом. Держите, господин граф, это — для вас. Я застрелюсь, если вы не окажете мне честь, согласившись.
— Мы слишком вас любим, чтобы согласиться на то, чтобы вы застрелились. Ваша игра столь же благородна, сколь и нова. Я беру его из этих рук и передаю в эти другие, моей дорогой половине.
— Как, мой дорогой друг, это платье, это очаровательное платье — для меня? Кого мне благодарить? Обоих. Я непременно хочу в нем обедать.
Две другие не были столь богаты, но зато более ослепительны, и я радовался, видя, что глаза моего ангела прикованы к более длинному, и Элеоноры — смотрели только на то, которое, она уверена, предназначалось ей. Одно было из ткани в полоску бледно-зеленого цвета, отделанное розовыми перьями, другое — небесно-голубое, усыпанное букетами пяти-шести цветов, прикрепленными славными пряжками, образующими красивый узор. Зенобия сразу указала Клементине на полосатое.
— Откуда вы знаете?
— Потому что оно самое длинное из трех.
— Значит, это для меня? — спросила она у меня.
— Если смею надеяться.
— Я возьму его.
Графиня Элеонора решила, что то, что для нее, превосходит по вкусу прочие. Мы оставили их одних.
Я вышел из комнаты вместе с обоими графами и каноником, которые были в задумчивости. Они должны были иметь представление о расточительности игроков, для которых деньги ничего не стоят, но я видел, что они, тем не менее, удивлены, и вызывать удивление — это моя страсть. Неудержимое чувство самолюбия возвышало меня над окружающими, мне было достаточно в это верить. Я презирал бы того, кто осмелился бы мне сказать, что я смешон, и однако, возможно, он был бы прав.
Удовлетворенный произведенным эффектом, я сообщал свою веселость остальным сотрапезникам. Я сердечно обнимал графа Амбруаза, прося у него прощения за подарки, что я сделал его семье, и тысячу раз благодарил его брата, что предоставил мне это знакомство.
Прекрасные графини явились, сверкая как звезды, говоря все трое разом, что уверены, что я снял, уж они не знают как, их размеры. Графиня отметила, что я велел сделать ее платье таким, что его можно будет расширить, когда она будет беременна, и она восхищалась гарнитурой, которая должна была стоить вчетверо дороже, чем само платье. Клементина не могла оторваться от зеркала; она догадалась, что цветами зеленым и розовым я хотел придать ей атрибуты Гебы. Что касается графини Элеоноры, то она продолжала считать, что ее платье самое красивое.