— Оставьте меня, мадемуазель.
— Тем лучше, это значит, что вы не испытываете потребность думать.
— Я думаю, стараюсь найти новое. Ну, вот. Согласитесь, что Иисус Христос обладал всеми качествами человека?
— Да, всеми, за исключением слабостей.
— Относите ли вы к слабостям способность к деторождению?
— Нет.
— Соблаговолите тогда сказать мне, какой природы было бы создание, которое бы родилось, если бы Иисусу Христу пришло в голову сделать ребенка Самаритянке?
Эдвигу бросило в краску. Пастор и все присутствующие переглянулись, а я уставился на теологиню, которая задумалась. Г-н д'Аркур сказал, что следует послать за г-ном де Вольтером, чтобы разрешить столь затруднительный вопрос, но Эдвига подняла решительно глаза с видом, что готова отвечать, и все затихли.
— У Иисуса Христа, — сказала она, — было две совершенные природы, в совершенном равновесии; они были неразделимы. Таким образом, если бы Самаритянка соединилась бы телесно с нашим Искупителем, она бы, разумеется, зачала; потому что абсурдно предположить за Богом действие такой важности, не возымевшее естественных последствий. Самаритянка бы через девять месяцев разродилась ребенком мужского пола, не женского, и это создание, рожденное женщиной-человеком и мужчиной-Богом, имело бы в себе четверть божественного и три четверти человеческого.
При этих словах все собеседники захлопали, и г-н де Хименес восхитился разумностью этого подсчета, а затем сказал:
— Естественным образом, если сын Самаритянки женится, дети от этого брака будут иметь семь восьмых человеческого естества, а одну — божественного.
— Если только он не женится на богине, — добавил я, что заметно изменило отношение к дискуссии.
— Скажите мне точно, — снова обратилась Эдвига, — сколько будет божественного в ребенке к шестому поколению.
— Подождите минутку и дайте мне карандаш, сказал г-н де Хименес.
— Нет нужды в расчетах, — сказал я, — в нем будет небольшая частица того разума, что вас интересует.
Все хором отметили эту любезность, которая не задела ту, которой я ее адресовал.
Эта прекрасная блондинка захватила меня чарами своего ума. Мы поднялись из-за стола, окружив ее кольцом, и она отвергала все наши комплименты самым достойным образом. Отозвав Элен в сторону, я попросил ее сделать так, чтобы ее кузина выбрала в моей шкатулке одно из моих колец, поскольку я пополнил ее после того, как она была опустошена накануне; очаровательная кузина охотно взялась за мое поручение. Четверть часа спустя Эдвига подошла показать мне свою руку, и я с удовольствием увидел кольцо, которое она выбрала; я с удовольствием поцеловал эту руку, и она должна была почувствовать по горячности поцелуев все то, что она мне внушила.