— Как же вы хотите, чтобы я подвергся этому риску, тем более, что я проделаю несколько лье пешком, чтобы заслужить честь, которую вы хотите мне оказать.
— Тем лучше. Слово сказано. Прощайте до трех часов.
Этот диалог верен, он всем известен уже в течение тридцати двух лет. Когда этот бравый наглец ушел, я сложил в пакет все бумаги, предназначенные королю, и послал за танцором Кампиони, которому полностью доверял.
— Вот пакет, — сказал я ему, — который вы вернете мне сегодня вечером, если я буду жив, и отнесете королю, если я умру. Вы можете догадываться, о чем идет речь, но запомните, что если вы заговорите, я буду опозорен, и, кроме того, я заявляю, что во всем мире вы не найдете врага более жестокого, чем я.
— Я вас услышал. Если я раскрою дело тем, кто, разумеется, ему помешают, скажут, что это вы сами меня к этому подтолкнули. Я хотел бы, чтобы вы вышли отсюда с честью. Единственный совет, что я осмеливаюсь вам дать, это не щадите вашего противника, даже если это окажется всеобщий повелитель. Ваше уважение к нему может стоить вам жизни.
— Я знаю это по собственному опыту.
Я заказал вкусный обед и послал ко двору за великолепным вином из Бургундии; Кампиони обедал со мной. Два молодых графа Мнишек вместе со швейцарцем Бертрандом, их наставником, пришли ко мне с визитом в то время, когда я был за столом, и были свидетелями моего хорошего аппетита и моей необычной веселости. В без четверти три я попросил всех меня оставить одного и подошел к окну, чтобы быть готовым спуститься, как только Подстольничий появится у моих дверей. Я увидел его издалека, приближающегося в берлине с шестеркой лошадей, с двумя конюшими верхами, которые вели на поводу двух лошадей под седлом, с двумя гусарами и двумя адъютантами. Четверо слуг помещались сзади коляски. Он остановился у моих дверей, я быстро сошел с моего четвертого этажа и увидел его в сопровождении лейтенант-генерала и охотника, сидящего на передке. Открыли портьеру, лейтенант уступил мне свое место, пересев на передок, рядом с охотником, с ногами на подножке коляски, я обернулся к своим слугам и сказал им не следовать за мной и оставаться дома, ожидая моих распоряжений. Подстольничий сказал, что они могли бы мне понадобиться; я ответил, что если мне повезет больше, чем ему, я их вызову, но, имея только этих двух несчастных, я предпочитаю оказаться в одиночку у него на руках, уверенный, что он окажет мне необходимую помощь. Он ответил, подавая мне руку в знак дружбы, что позаботится обо мне скорее, чем о себе самом. Я сел, и мы поехали. Он распорядился обо всем заранее, так как никто не произнес ни слова. Мой вопрос о том, куда мы направляемся, был бы сочтен странным. Это был один из тех моментов, когда человек должен сам оглядываться по сторонам. Подстольничий не разговаривал, я решил, что мне следует задать ему несколько вопросов без связи с происходящим.